Елена Хаецкая - За Синей рекой

– Погибшим – слава, живым – почести! – этим девизом завершил он свое напутствие.

Бунчук выступил в поход сразу после прощального обеда. Вещмешки были приятно отягощены сухарями, фляжками с вином, медицинскими пакетами, свежими портянками, сигнальными арбалетными стрелами, испускающими при поджигании столбы желтого дыма, и другими полезными вещами. На каждом бедре топорщились мечи и кинжалы, на плечах лежали красавицы-гизармы. С пояса свисали железные шары на цепях, на тяжелых сапогах позвякивали шипы. Высоко в небе развивалась хоругвь с изображением золотых языков пламени. Ослепительно сверкали на солнце медные трубы. Сотни ног вздымали пыль, сотни лиц были закутаны до самых глаз платками.

На марше переговаривались кратко, по существу.

– Надеюсь, мы покончим с мятежом.

– Говорят, у них там развитие пошло не в ту сторону. Рождаются без головы. Лицо – на животе. Кишечник укорочен, поэтому все время голодны.

– Иди ты!..

– Мне точно рассказывали. Да я и сам видел. Еще в «искрах» ходил, мне старослужащий показывал. Сам нарисовал.

– Я всегда говорил, что они ублюдки.

– Ублюдки как есть. У них даже униформы нет. Иные вообще ходят в юбках.

– Иди ты!..

– Чтоб меня рассубстратило! Точно говорю вам: с голым задом. «Искры» – и те смеются. Кто знает, конечно.

– Ну, ребята, это…

– Черное – благородно, почетно, я так считаю.

– Да ладно тебе, мы все так считаем.

– А эти-то, раньше, – как попугаи: нацепят плащик там желтенький, рубашечку красненькую, штаны какие-нибудь белые, а сверху перья, и думают, что так воинственно.

– Иди ты!..

– Клянусь колбой! Мне дурачок один рассказывал.

– Какой дурачок?

– А я теньку отловил. Весь расфуфыренный, только облезлый. Он сам говорить не может, только все повторяет за тобой. Я ему: «Ты рыцарь?» А он: «…рыцарь…» Я ему: «Болван ты расфуфыренный!» А он: «…расфуфыренный…» Умора, одно слово.

– Иди ты!..

За день бунчук Жженый покрыл расстояние от столицы до Синей реки, где и разбили лагерь. До вражеской территории оставалось еще несколько переходов, поэтому укреплений строить не стали, а заночевали прямо на голой земле.

На рассвете утробный вой длинных изогнутых труб пробудил бунчук ото сна. В косых, слепящих лучах восходящего солнца солдаты Огнедума быстро проделали весь комплекс армейской гимнастики, подкрепили себя выкрикиванием девиза «Наше будущее – слава!!!» и выступили в поход, грызя на ходу каменные армейские сухари. Настроение было приподнятое.

Переправлялись через Синюю реку на пароме, который обслуживался двумя инвалидами из легендарного бунчука Неистребимый. Эти двое – однорукий и одноглазый – все, что осталось от Неистребимого. Они сохранили хоругвь бунчука и за этот подвиг не были отправлены на переработку в субстрат.

Капитан Паленый отсалютовал героям, как старшим по званию, после чего бунчук, развернув хоругви, поднялся на паром. Инвалиды поглядывали на бойцов с каким-то неприятным сожалением. Капитан Паленый не мог знать о том, что он – одиннадцатый по счету командир, который дает себе слово по возвращении доложить Огнедуму о ненадежности и тайном вольномыслии ветеранов-инвалидов. Десяти предшественникам Паленого эта возможность так и не представилась.

Оказавшись на правом берегу Синей реки, Жженый повернул на северо-запад и по хорошо утоптанной дороге отправился прямиком к отрогам гор Захудалого графства.

Эта территория уже считалась опасной, поэтому на ночлег останавливались строго на местах прежних стоянок, где руками бесчисленных солдат-предшественников были возведены прямоугольные стены с палисадами и дозорные башни по углам. Крепости тянулись вдоль всей дороги. Некоторые из них были сожжены.

На третий день марша впереди начали расти горы. Постепенно дышать становилось труднее, кое у кого даже закладывало уши. Самым неприятным были ущелья по краям дороги. Воинский инстинкт вопиял на каждом шагу, в каждой груди: «Опасность, возможность засады, опасность!».

При виде крутых горных склонов в строю заговорили удивленно:

– Это здесь они, стало быть, и живут?

– И как они отсюда не падают?

– Некоторые, между прочим, падают. За милую душу. А вообще у них для цепкости специальные ногти на ногах. Они сперва фиксируют ногу, а потом уже все остальное.

– А мы-то как пойдем? Там же скользко!

– Между прочим, использовать для фиксации боевые шипы на сапогах строго воспрещается. Шипы нам нужны острыми, как бритва, для вспарывания живота противника!

– Да будет тебе! Это паркетным шаркунам пусть воспрещается. А мы – боевые «факела». Победителей не судят.

– Да уж, мы не какие-нибудь штафирки из пробирки! Я так считаю: главное – добраться до противника. А уж чем ты там выпустишь ему кишки – безразлично.

– Неужто голозадыми ходят?

– Ну, это меня заботит в последнюю очередь. Знаете, что я на самом деле думаю, ребята? Арбалетчиков у нас на флангах маловато.

– Вот и доложи об этом Паленому, если ты такой умный.

– Между прочим, мое оружие – гизарма. Я рожден для фронтальной атаки.

– Говорят, они широко применяют засады самого различного профиля.

– Лестниц у нас маловато. Мы все-таки боевые «факела», а не мухи, чтоб по отвесу лазить.

– Что значит – «мало лестниц»? Ты что, интендант, чтобы судить о таких вещах, как «мало лестниц»?

– Да так. Видел, как грузили. По-моему, маловато.

– Вот и доложи об этом Паленому, если ты такой умный.

– А я все-таки не понимаю, чего ради они сопротивляются.

– Мы, между прочим, ничего понимать и не обязаны. За нас все понимает верховный главнокомандующий.

– По мне, так эту пакость нужно извести так: накидать везде мяса с ядом. Они набегут, съедят и отравятся.

– Вот и доложи об этом Паленому, если ты такой умный.

– Отставить разговоры! Противник может быть рядом.

– Смотрите, вон там птица взлетела!

– Почему стоим, что случилось?

– Впереди – засада!

– Го-о-то-о-овсь!

С дружным лязгом взлетели к плечам арбалеты, колыхнулись и ощетинились навстречу врагу обоюдоострые гизармы. Паленый выхватил из ножен меч и вскинул его над головой.

Впереди теперь ясно различалось некое подозрительное копошение. Кто-то прятался возле дороги. Паленый продолжал держать меч задранным. Железная рука, стальные нервы.

В лучах послеполуденного солнца меч казался сделанным из чистого пламени.

Далеко впереди на дорогу выскочил неизвестный человек и принялся приплясывать на месте, что-то крича и размахивая руками. Храбрые «факела», прищурившись, разглядывали его.

– Гляди – горец!

– Ну и образина!

– А похоже, несладко им в горах живется. Припекли мы их все-таки.

– Да уж, точно. Ну и оборванец!