Елена Хаецкая - За Синей рекой

Герцог Айзенвинтер сморщил свое круглое веселое лицо в трудной для него гримасе страха, и слезы быстро запрыгали по его щекам.

– Это ужасно! Ужасно! – повторял он.

– Думаю, нам лучше держаться подальше от этих останков, – произнес Штранден. Он силился сохранять бесстрастный тон, но его голос все-таки подрагивал. – Мне думается, вдыхать эту пыль небезопасно.

– А что, если мы опоздали? – вопросила Марион уныло. – Вдруг там уже все такие?

Пан Борживой сильно сопел в темноте и переминался с ноги на ногу. Ему хотелось незамедлительно броситься в бой. Кровавый.

– Нет, – сказал брат Дубрава. – Вспомни Иоганна Шмутце. Все не так уж безнадежно.

– А как же эти? – Марион кивнула на горстки праха. – Что заставило их исчезнуть?

– Я знаю, – проговорила Гиацинта, – я знаю!

Все обернулись к дочери Кровавого Барона. А она, решительно тряхнув белокурыми кудрями, вдохновенно заговорила:

– Они любили друг друга, юноша и девушка. В ту роковую ночь отправились они в пещеру, чтобы насладиться ее таинственными чудесами. Здесь и настигло их подлое колдовство. В одно мгновение заставило оно их испытать то, что для любящего сердца наиболее страшно: полное разочарование в Любви. И не успели они понять, что это всего лишь злой морок, как любящие их сердца разорвались от горя. А колдовство делало свое дело, развоплощая их тела…

Марион тихо заплакала.

– Ну нет! – закричал Мирко, выпрыгивая вперед, как зверь. – Хватит слез! Эдак и мы выберемся наверх дохлятиками… Давай-ка, музыкант, шпарь плясовую!

Гловач, не возражая, принялся скучно брякать на лютне. Мирко закружил по пещере, совершая странные и дикие прыжки. Это продолжалось некоторое время, затем молодой граф остановился, отер пот с лица и сердито оглядел остальных. Мрачное вдохновение покинуло дочь Кровавого Барона. Марион и Людвиг перестали плакать, а у Штрандена больше не дрожали губы.

– Давайте спать, – предложил брат Дубрава. – Завтра предстоит тяжелый день.

И он развязал походный мешок, чтобы достать одеяло.

Но долго еще не удавалось им заснуть. Только Лучка Скелепоп погрузился в безмятежный сон, едва растянулся на тощем одеяле, которое одолжила ему Мэгг Морриган, да Гловач, истомленный частой необходимостью играть и петь, преодолевая себя, вдруг вывалился из реальности и рухнул в тревожные грезы.

Марион думала о короле: любит ли она его достаточно сильно, чтобы спасти? А ведь кроме короля предстоит вызволить из беды очень много других людей – министров всяких, горожан… Наверняка окажется сотня красивых придворных дам. Мирко прав – нужно как следует подумать над тем, чтобы не ударить лицом в грязь перед всеми этими важными господами. А то начнешь, например, рассказывать «случай», а над тобой посмеются или еще что-нибудь. Но самое трудное в дворцовой жизни – это вилочки и ножички. Людвиг как-то рассказывал, еще давно. Марион даже в жар бросило, как представила. Решила, что после победы тайно наймет преподавателя придворных манер.

Пан Борживой лежал на спине, уставив брюхо вверх, к сталактитам, и любовно облапив саблю. Думал о своем, отчего усы его шевелились, как живые.

Мэгг Морриган приютилсь рядом со Штранденом.

– Лучше всего будет, если ты увидишь во сне двух черепах в любовном томлении, – шептал философ ей на ухо. От шепота ей делалось тепло, и она, вздрагивая, улыбалась.

– А ты что хочешь увидеть во сне?

– Большого рыжего муравья в поварском колпаке и фартуке, – сказал Штранден. – Удивительно, – вздохнула Мэгг Морриган.

Рядом с ними мирно спал брат Дубрава. А Зимородок полночи ворочался на жестких камнях, проклиная день и час, когда взвалил на себя ответственность за пестрое сборище взыскующих Города. Он так устал, что даже заплакал в темноте – жиденько, не всхлипывая, – но потом сон сморил и его.

Кандела, разбуженный тем, что прекратилась убаюкивающая качка, напротив – пробудился и начал подпрыгивать в коробе, как кузнечик.

– Что случилось? – верещал он. – Мне тоскливо! О, какое неохватное одиночество!

Людвиг придвинул короб поближе к себе.

– Только не открывай крышку, – предупредила Гиацинта, – чтоб не сбежал.

Кандела еще раз подскочил, сильно стукнулся головой и затих.

Людвиг заснул последним. Ему снилось, что он очутился в незнакомом лесу. Чужое солнце лениво проникало длинными влажными лучами сквозь мясистую зелень листвы, окрашивая ее жирными золотыми пятнами. С луком в руке Людвиг осторожно пробирался сквозь заросли сочных трав, смыкающихся у него над головой. Справа и слева от него переговаривались, посылая сигналы рожков, другие охотники. А где-то неподалеку затаилась прекрасная и смертоносная дичь – саблезубая орхидея.

Проснувшись, Марион, к своему удивлению, поняла, что отдохнула. И не успела она хорошенько стряхнуть сон, как тревожное и веселое ожидание праздника охватило ее. Такими бывали – особенно до появления на свет младшей сестры Лотты – пробуждения в день Весеннего Пирожка.

А Гиацинта, открыв глаза, сразу вспомнила, как отец подарил ей книгу с картинками «Времена года». Он давно обещал ей эту книгу – и вот в один прекрасный вечер сказал: «Завтра утром ее привезут». И книгу действительно привезли в тот день какие-то купцы, они все время кланялись и очень быстро исчезли. Книга оказалась ужасно тяжелой – девочке думалось, что от картинок.

Людвигу, пока он плавал по зыбким волнам между сном и явью, представилось утро его рыцарского посвящения. В углу поблескивал новенький доспех, в изголовье стоял строгий меч, и солнце сверкало на нем, проникнув в узкую щель между ставнями. А по всей комнате были разложены белая рубаха с кружевами, и изящные штаны в бантах, и колет, расшитый золотом и жемчужинами (символом невинности), и шлем с гигантским плюмажем… И все эти прекрасные вещи говорили Людвигу фон Айзенвинтеру: «Видишь нас? Мы твои!»

Штранден в утренней полудреме чувствовал себя молодым, переполненным совершенно новыми, удивительными идеями, которые восхитят и изменят человечество.

Мэгг Морриган также навестило давнее воспоминание – о том, как братья впервые взяли ее с собой на рыбалку. Она собиралась не спать всю ночь и караулить – чтобы не обманули, не вздумали потихоньку уйти без нее. Младший из братьев накануне ворчал что-то насчет «назойливых девчонок». Но все-таки она не выдержала – заснула. Еще до рассвета, в зябком полумраке, ее растолкали, и она сразу погрузилась в восхитительное приключение: лодка в тумане, скрип уключин, неспешный восход солнца…

– Город близко, – сказал брат Дубрава. Он сел, потер лицо ладонью и улыбнулся растерянно. – Мы почти у самой цели!

– Конечно, близко, – отозвался Зимородок мрачным голосом. Оказалось, что он уже давно не спит. – Нам осталось только выйти наверх и передушить всех огнедумовых головорезов. Я как раз работаю над осмыслением этой проблемы, коллега.