Елена Хаецкая - Здесь был Баранов

Север сблизил ресницы.

– О Марс Градив, [26]– воззвал он, – откуда такие, как ты, берутся, хотел бы я знать…

«Хорошо, что ты этого не знаешь», – подумал Дима мрачно.

К ночи оба они изрядно набрались.

– Ты из камня и железа, – внушал Диме Север, зеленый от бледности. – У меня никогда еще не было такого противника. Где ты научился своему искусству? В храме?

– В интернате, – ответил Дима и икнул. – В Ленинграде.

– Это город?

– Да. Огромный город. – Дима разволновался. – Он погружен в туман, розовый от искусственного света… Изредка из тумана выходит солнце…

– А я слыхал, что ты из рабов Варизидия, – заметил Север.

Дима сморщился.

– Да удушит его Мефитида, – ответил он. – В своих смрадных объятиях. Я и рядом с этим Варизидием не стоял.

В разговор вступил еще один завсегдатай харчевни – Арий Келад. Когда он появился здесь, собутыльники как-то не заметили.

– Привет, ребята, – сказал грек и потянулся к сосуду.

– Хелло, док, – свойски отозвался Баранов.

Келад задумчиво налил себе испанского.

– Эдоне, между нами, скупердяйка, – сказал он. – Неужели у нее не нашлось ничего получше?

Каким-то чудом харчевница расслышала эти слова и, легко покрывая голосом расстояние от своей стойки до столика гладиаторов, выдвинула контраргумент. Большие уши медика налились краской. Север задумчиво поглядел в сторону женщины.

– А ведь она красивая, – сказал он.

– Север, – сказал пьяный Баранов. – Да здравствует мировая революция.

Келад продолжал бранить вино, одновременно поглощая его в изрядных количествах. Дима улегся на лавку, упираясь макушкой греку в бедро.

– Готов, – добродушно отметил Келад.

Потом все трое отправились бродить по ночному городу, то и дело натыкаясь на подобные же компании гуляк. Баранов был по-настоящему счастлив – и не потому, что пьян. Мир вокруг был молод и прекрасен. Ему захотелось петь и фальшивым голосом он заорал:

В узком переулке они налетели на очередную компанию. Это были молодые люди из сословия всадников, которые развлекались, посещая злачные места Гераклеи и нарушая все мыслимые и немыслимые уложения о нравственности. Луна ярко освещала их лица. Было очевидно, что единственное разумное решение состоит в благородной ретираде. Арий Келад и Дима уже приготовились отступить, как вдруг Север крикнул из темноты:

– А, это ты, Сенецион? Грязь к грязи, не так ли?

Дима удивленно посмотрел на него. Север некрасиво улыбался, в его темных глазах горела ярость.

Баранов шепнул Арию Келаду:

– Что это с ним?

Келад пожал плечами.

Гуляки тем временем переглядывались. Их было пятеро и, судя по всему, они решили, что справятся с зарвавшимся гладиатором своими силами.

– Эй, подонок! – крикнул один из них. – Откуда ты знаешь наши имена?

– В мире подонков, Децим Квиет, они хорошо известны, – ответил Север.

Вадим заметил блеск оружия и бросил косой взгляд на безоружного Севера, но тот шагнул на середину улицы – Север и не думал отступать.

Дима огляделся по сторонам. Как и следовало ожидать, улица была пустынна. А когда он снова повернулся к событиям лицом, он увидел, что Север ловко уклоняется от ударов. Все пятеро нападавших на него буянов кричали. Север молчал.

Не раздумывая больше, Вадим кинулся в драку. В каждом движении Димы, холодном и расчетливом, выплескивалось чувство нарастающего освобождения, словно кто-то, наконец, отпустил вечно сжатую в нем пружину.

В руке Севера уже мелькал чей-то меч – безделушка, не чаявшая попасть в руки бойца. Его одежда была изорвана, он тяжело дышал, стискивая зубы, сосредоточенный, молчаливый. Дима вспомнил вдруг эпитафию на могиле Сирийца: «За жизнь боремся».

Двое из пяти стремительно удирали. Еще двое бесформенной грудой лежали в темной луже. Север стоял, опираясь спиной о стену и прижав к себе пятого. Под подбородком римлянина светлой полосой лежал клинок.

Север заговорил, впервые за все это время:

– Извинись, Децим Марцеллин.

– Подлый гладиатор, – хрипло отозвался Марцеллин.

Клинок шевельнулся.

– Север! – закричал Дима, хватая его за руку, но Север оттолкнул Диму в сторону и повторил:

– Децим, извинись.

И тот не выдержал:

– Я виноват, Север.

Север не сразу отпустил его, и он сдавленно закричал:

– Прости! Прости!

Гладиатор выронил меч, слабо толкнул своего врага в спину и опустился на землю, скользя лопатками по стене. Децим Марцеллин, вместо того, чтобы уносить ноги, стоял перед ним в растерянности.

– Ты ранен, – сказал он.

– Убирайся, – отозвался Север.

Марцеллин отступил на несколько шагов, потом повернулся и пошел прочь, то и дело оборачиваясь.

Дима наклонился, чтобы поднять меч.

– Брось, – еле слышно приказал Север.

Вадим не понял его.

– Вадим, брось меч, – повторил Север. – Тебя забьют до смерти, если увидят у тебя оружие.

Меч звякнул о булыжник мостовой и навсегда пропал в темноте. Дима подошел поближе. Север поднял голову, и Дима увидел на его лице гримасу.

– В живот, – сказал он. – Похоже, мне конец.

Дима встал на колени рядом с ним.

– Убери руки, – сказал он. – Я посмотрю.

Тот молча послушался, прикрыв глаза. Дима посмотрел, но ничего не понял. И вдруг он вспомнил о том, что с ними был врач.

– Келад! – позвал он. – Арий Келад!

Келад лежал лицом вниз возле стены. Дима потряс его за плечо.

– Оставь его, – сказал Север тихо. – Его убили в самом начале. Уходи. Сейчас эти господа приведут толпу своих рабов и прихлебателей, и нас растерзают в клочья.

Дима помотал головой.

– Я дотащу тебя, – отважно сказал он. – Клянусь Знаменем СЮКа, я тебя не оставлю.

– Дело твое, – равнодушно ответил Север.

Он позволил Баранову уложить себя на плащ и волоком тащить до харчевни «У Кота», только вцепился в край плаща и закусил губы. Эдоне выскочила на бешеный стук в дверь, две косы запрыгали по ее плечам, когда она увидела поверженного гладиатора.

– Ты с ума сошел, варвар! Ты хочешь, чтобы мою харчевню разнесли, а меня прикончили?

Баранов выругался русским матом, плюнул на порог харчевни и из последних сил потащился к казарме.

Казарма храпела. Дима остановился посреди двора над потерявшим сознание Севером, тяжелым, как чугун. Луна горела холодно и спокойно. Дима бросился на кухню и безжалостно растолкал Мосхида.

– Варвар, – сказал Мосхид с выражением, – чтоб Сизиф уронил свой камень на твою башку.

Однако, будучи человеком осмотрительным, Мосхид предпочитал всерьез с гладиаторами не ссориться. Он нехотя вылез во двор и, всем своим видом выражая крайнее недоверие, пошел за Димой.

Увидев Севера, грек тихо ахнул: