Антон Ханыгин - Грани лучшего мира. Дилогия (СИ)

Гражданская война топила Алокрию в крови, Комитет застрял в Еве, будучи не в силах примирить Илию и Марию, а Кассий не спускал глаз с агонизирующей жертвы. В такие тяжелые времена Джоанна вынашивала третьего ребенка. Личный фармагик королевской семьи, седой старичок по имени Намир Воб, который до прихода Маноя Сара был главой факультета фармагии в Академии, тщательно исследовал плод манипуляциями с зельями и заверил, что родится здоровый мальчик, а жизни его матери ничего не угрожало. Счастью королевы не было предела. Она станет не просто матерью, а матерью наследника алокрийского престола. Наконец-то Джоанна выполнит свое обещание, данное Бахирону, который сильно страдал под тяжестью прозвища "Последний". Хоть король и старался скрыть свою боль от супруги, она все чувствовала.

Повозка качнулась, останавливаясь во внутреннем дворе крепости, и королева, охнув, схватилась за живот. Чтобы добраться до Силофа ей и ее небольшой свите пришлось объезжать марийские земли, а ухабистые дороги и поздний срок беременности не позволяли ехать быстро. Путешествие выдалось не из легких, от лагеря Бахирона до полуразрушенной крепости в горном ущелье Джоанне пришлось ехать целых три недели. Роды могли начаться со дня на день.

- С вами все хорошо, моя королева? - поинтересовался седой Намир. - У меня есть лекарство, оно поможет вашему телу расслабиться.

- Не надо, - она улыбнулась в ответ на заботу фармагика. - Просто от тряски стало немного не по себе.

- В вашем положении подобные странствия очень вредны, - проворчала пожилая повитуха. - Никакая страна не стоит вашего здоровья.

- Я ничем не лучше других. Солдаты рискуют своими жизнями на полях боя, а короли и королевы - во дворцах.

- Одно дело - обычный риск, и совсем другое - чистое самоубийство, - возразил Намир. - Моя королева, вы же знаете, что ваш отец так просто вас не отпустит.

В дрожащем голосе фармагика чувствовалось отчаяние человека, который говорил правильные вещи, но его или не слышали, или не желали услышать.

- Я что-нибудь придумаю, - Джоанна снова нежно улыбнулась своим слугам. - Алокрия не будет захвачена Кассием. Только не сейчас, когда она почти переродилась и готова вступить в светлое будущее. Нам с Бахироном пришлось вынести немало страданий, и многие трудности поджидают нас впереди, но наш сын примет от своего отца корону свободной и великой страны.

- Коль послушать народ, то и страны-то никакой по их словам уже не осталось, - проворчала в ответ повитуха.

- Молчи, старая! - прикрикнул Воб, от негодования встопорщив седую бороду. - Меньше к глупым сплетням прислушиваться надо, и жизнь сразу лучше станет.

Конечно, Джоанна не верила слухам, которые с юга догоняли ее небольшое посольство. Никто не мог отчетливо что-либо сказать об итогах решающего сражения, люди говорили о странных и загадочных вещах. Но королева получила два письма от Бахирона, и ни к кому больше не прислушивалась. Но и с посланиями от Мура все было не так однозначно. Не обращая внимания на возмущения Джоанны, гонцы молчаливо удалялись, ссылаясь на срочные дела, а в письмах мужа она не находила каких-либо подробностей, он просто писал, что все хорошо и волноваться не о чем. Бахирон упомянул о беспорядках в стране, с которыми ему придется разбираться некоторое время, поэтому лучше ей некоторое время побыть где-нибудь в северо-восточной Илии, подальше от Донкара и Евы. Королева знала, что Мур о многом умалчивал, чтобы беременная жена не волновалась, но она была уверенна в своем царственном супруге и верила, что он справится со своей задачей, какой бы она ни была. А вот сама Джоанна могла и провалиться в переговорах с отцом. Кассий даже способен убить ее, не выслушав ни единого слова. Впрочем, сейчас она окружена фасилийскими солдатами и до сих пор жива, а значит, он готов принять ее.

К повозке приблизился фасилиец, который показался Джоанне смутно знакомым. Он помог сойти беременной королеве на промерзлую землю Силофских гор и с легкой формальной улыбкой произнес на чистом алокрийском:

- Мы с нетерпением ждали вас, госпожа Джоанна. Начали уже волноваться, не случилось ли чего в пути. Слава Свету, с вами все в порядке.

- Семион, ты ли это?

Королева узнала голос возмужавшего друга детства. Они вместе росли во дворце, потому что Лурий был сыном какого-то важного чиновника при дворе Кассия, и много времени проводили в одной шумной компании детей высшего света Фасилии. В последний раз она видела его совсем мальчишкой, по которому даже скучала, уехав в Алокрию. Вот только того сорванца теперь не разглядеть за маской невозмутимого лица с холодной улыбкой и сверкающим взглядом.

- Семион Лурий к вашим услугам, госпожа, - фасилийский шпион почтительно поклонился. - Позвольте проводить вас к Кассию. Он в главной башни цитадели.

Встреча оказалась совсем не такой, какой ее представляла Джоанна. По лицу короля Фасилии суматошно бегали тени противоречащих друг другу эмоций. Кажется, Кассий одновременно видел перед собой любимую четырнадцатилетнюю дочку, с которой некогда был вынужден расстаться навсегда, и взрослую королеву Алокрии, жену своего заклятого врага. Ему давно доложили, что его дочь скоро прибудет в Силоф, но, увидев ее, он неожиданно для самого себя растерялся - стоит ему радоваться или злиться, запутался в чувствах, прошлом и настоящем. В свою очередь Джоанна, глядя на отца, не смогла справиться с нахлынувшими воспоминаниями безоблачного детства и на ее глазах выступили слезы. Неловкая встреча выходила из-под контроля и могла вылиться во что угодно.

"Неужели это все план Джоанны? - подозрительно подумал Семион, наблюдая эту странную картину со стороны. - Она решила, что Кассий растрогается и согласится на все ее условия? Интересно. Пожалуй, пока мне не стоит вмешиваться..."

- Здравствуй, отец, - прошептала Джоанна, неуверенно произнося полузабытые слова фасилийского языка.

- Так ты еще помнишь родную речь? - спросил Кассий после неестественно долгой паузы.

- И до сих пор ношу твое имя. Даже в Алокрии меня зовут Джоанной Кассией.

Король закашлялся. Его каменное сердце дрогнуло, мысли путались в голове, а память предательски подменивала лицо беременной алокрийской королевы на миленькую мордашку его любимой дочки. И как так получилось, что он вдруг возненавидел ее, разве такое вообще возможно? Столько лет считал ее олицетворением своего позора, но ведь это именно его позор, и Джоанна ни в чем не виновата. Тринадцать лет Кассий ненавидел себя, но срывал бессильную злобу на родной дочери, отказался от родства с ней, проклял ее, внушил себе, что она - символ его унизительного поражения. Какой же глупец...

- Дочь моя, - фасилийский монарх поперхнулся. - Королева Джоанна, вы, наверное, хотите отдохнуть, проделав столь долгий путь в своем-то положении.