Яцек Пекара - Пламя и крест. Том 1.

Мятежник больше не интересовался мешочком и отбросил его в сторону, в траву. К сожалению, очень далеко от того места, где сидел Ловефелл. Но зато очень близко от черноволосого парня, который небрежным движением потянулся за мешочком. Открыл его, поднял с земли кусочек коры и на эту кору высыпал щепотку зелья. Понюхал, держа, однако, достаточно далеко от лица, чтобы пыль случайно не попала ему в ноздри.

«Ты знаешь, что это такое», – подумал с внезапным удивлением инквизитор, наблюдая за парнем. – «Откуда ты, Бога ради, знаешь, что это?!»

Ибо шерскен был смесью различных химикатов, напоминающей на ощупь мелко молотый перец. Но действие его было намного опаснее. В малых дозах он мог служить лекарством, в больших вызвал почти мгновенную смерть, сопровождавшуюся расслаблением мышц и потерей дыхания. Брошенный в лицо одаривал жертву мгновенной, хотя и временной, слепотой и вызывал столь сильный зуд, что человек не думал ни о чём другом, как только тереть, тереть и тереть раздражённые глаза. Если он это делал и если втирал шерскен в зрачки, то мог быть уверен, что уже никогда не увидит ничего, кроме тьмы. Однако рецептура этой опасной смеси хранилась в тайне, и за одно её знание обычный человек мог отправиться на костёр, или, по меньшей мере, подвергнуться тщательному допросу. Тем временем, черноволосый, по-видимому, знал, с чем он имеет дело, поскольку вёл себя с мешочком чрезвычайно осторожно. Позже он стянул на ладонь рукав рубашки и отсыпал немного шерскена в горсть. Затем он посмотрел в сторону инквизитора и значительно кивнул.

– Что у тебя там? – Спросил рябой. Парень пожал плечами.

– Это этого, благородного, – буркнул он.

– Порошок какой-то был, – вмешался лысый старик.

– Это, наверное, этот перец, что из-за моря привозят, – похвалился знанием мира и нравов волколицый силач.

Рябой подошёл к парню и заглянул ему через плечо.

– Точно, перец, – сказал он уверенным голосом. – Я хорошо знаю, потому что, как я услышал о том перце, то прокрался в комнату к хозяину и нажрался его, сколько влезло.

– Да иди ты! – Воскликнул старик.

– Было, было! Чуть мне кишки не скрутило, такой адский жар, будто сам дьявол этот их перец готовил, а то и продавал.

– Да иди ты! – Лысый быстро перекрестился и беспокойно озирался вокруг, как если бы дьявол должен был вот-вот выскочить из-за деревьев и накормить его своим адским зельем.

– А благородные господа жрут, что ли, этот перец?

– Знамо дело, жрут! Только не для вкуса... – он понизил голос.

– А для чего?

– Жрут, чтобы узнать о мучениях, какие им черти в аду готовят за то, что нас, бедных, всеми несчастьями морили, – закончил рябой, поднимая руку, словно проповедник.

– Да иди ты!

– Эх, дураки вы, – рассмеялся монах. – Этого перца добавляют лишь щепотку, меньше, чем между пальцами поместится. Его благородные сыплют на мясо, чтобы вкус был лучше.

– В суп тоже можно насыпать перца, – вмешался черноволосый. – Говорят, он тогда придаёт сил, и человек голода не чувствует весь день. Хорошо, что у меня этот мешочек. Пригодится.

«Ишь ты, обормот», – подумал Ловефелл, одновременно изумлённый и восхищённый хитростью парня. – «Как Бог свят, сейчас всех их потравит!»

– Что значит у тебя? – Рявкнул рябой. – Ты, шлюхино отродье, наш перец хочешь забрать? Давай мне его мигом сюда, сейчас сыпанём в суп.

– А ты скорее этого отведаешь! – Волколицый силач протянул кулак, с сердитым лицом угрожая парню. – Живо давай мне эту ерунду!

Черноволосый с расстроенной миной подошёл к котелку и протянул мешочек бандитам. А на прощанье получил ещё и пинок под зад.

– Всё сыпать? – Поинтересовался бунтовщик, держа руку над котелком.

– А сыпь, сколько влезет, господского перца! Теперь мы господа! И перемешай хорошенько.

– Ладно!

«Весь шерскен мне изведут», – мысленно вздохнул Ловефелл, зная, что другую порцию сможет получить только в Инквизиториуме. Но игра стоила свеч.

Волколак перемешал похлёбку, а потом поднёс к губам деревянную ложку. Облизал её дочиста.

– Как будто, и впрямь немного вкуснее, – сказал он через некоторое время.

– Дай-ка и мне, – проворчал рябой и зачерпнул себе солидную порцию. Громко проглотил, потом облизнулся. – Суп как суп. – Он пожал плечами.

– Потому что ты не из вельможных господ. – Старик просунулся между ними и почти вырвал у рябого ложку из рук. – Это не про твою хамскую морду!

– О, о, господин граф пожаловал! Брюкву тебе жрать, а не перцем лакомиться, – ухмыльнулся рябой, однако послушно отодвинулся.

Лысый начал хлебать суп так быстро, что силач оттолкнул его со всей силы от котелка. Старик упал и разразился проклятьями.

«Ну, сейчас начнётся», – подумал Ловефелл и посмотрел на парня, который сидел под деревом и с равнодушным лицом наблюдал за всей этой сценой. Когда он почувствовал взгляд инквизитора, искривил губы в почти незаметной улыбке. В тот же миг старик перестал кричать, и его крик перешёл в хриплый, задыхающийся кашель. Он стоял на коленях и хрипел, как будто хотел выплюнуть на землю лёгкие. Его глаза выпучились, с разверстых в муке губ стекали струйки крови. Вначале никто не обратил на него внимания, видно, думали, что он подавился от жадности. Но когда старик выгнулся как эпилептик и упал, взрывая траву ногами, тогда монах что-то понял.

– Не жрите! – Завопил он.

Его предупреждение, однако, уже слишком запоздало. Черноволосый подскочил к нему и размахнулся. С расстояния в несколько шагов это выглядело так, будто он хотел дать противнику пощёчину, но на самом деле он бросил ему в лицо шерскен. Ту горсточку, которую он сжимал в руке. Монах заорал и сделал то, что всегда делают люди, которым шерскен попал под веки. Начал яростно тереть глаза, не пытаясь даже схватить парня, не обращая уже ни на что внимания, кроме того невероятного, ужасного зуда, который, казалось, разъедал не только глаза, а вскипал даже под черепом.

Черноволосый подбежал теперь к Ловефеллу и перерезал верёвки на его руках и ногах. Инквизитор вскочил, разминая запястья и ища глазами свой меч. Но, слава Богу, меч теперь был ему ни к чему. Оба бандита лежали на земле, терзаясь в предсмертных муках. Они съели меньше похлёбки, чем старик, так что шерскен подействовал на них немного медленнее, но зато они больше страдали от него.

Рябой задыхался, вырывая траву ногтями. Из уголков его рта текла густая, смешанная с кровью слюна. Ловефелл прижал коленом его грудь.

– Ну что, перестали жать? – Спросил он вежливым тоном, а затем провёл бандиту лезвием по горлу, выпуская из артерии фонтан крови.

Мятежник в последний раз захрипел, вытаращил глаза, дёрнул несколько раз ногами и умер. В сущности, инквизитор оказал ему услугу, ибо волколицый бандит всё ещё умирал. Он ползал по траве весьма комичным образом, напоминая пловца, который забыл, что у него под брюхом нет воды. Или рыбу, выброшенную на берег, трепещущую в беззащитном ужасе и в отчаянии разевающую рот.