Яцек Пекара - Пламя и крест. Том 1.

На этот раз Катерина от души рассмеялась.

– Для этого не нужно чар. Достаточно дорогих и красивых подарков, складных речей и рвения в спальне.

–Госпожа всё шутит и шутит, – обиделась служанка. – А я говорю о всамделишной магии!

– Ну хорошо, расскажи, что слышала.

– Нужно взять ореховый прут и написать на нём пять слов: пакс, пикс, абура, сиф и самасик. Потом следует стукнуть возлюбленную три раза этим прутом по голове и быстренько поцеловать прямо в губы, – затараторила девушка, – и уже можно быть уверенным в её любви.

Катерина махнула рукой.

– Глупая девчонка, подумай сама, что бы ты сделала, если б какой-то парень стукнул тебя палкой по голове?! Что касается меня, то он точно не смог бы этого сделать трижды. Глаза бы выцарапала.

Ирмина нахмурилась.

– Эх, с вами всегда так. Не верите в колдовство, а только насмехаетесь надо мной. А я своими глазами видела мага, который смог сделать так, что белая роза превращалась в красную, яблоки сами катились по столу, а мёртвые рыбы прыгали на сковороде.

– Иди уже, иди, – приказала Катерина. – И займись чем-нибудь другим, а не колдовством, не то донесу на тебя чёрным плащам.

– Вот напугали! – Прыснула служанка, однако послушно вышла из комнаты.

Если бы это было так просто, вздохнула Катерина, ибо прекрасно знала, что настоящее тёмное искусство это нечто большее, чем трюки, которые могут показать уличные волшебники, чем произнесение дурацких заклинаний или бессмысленное смешивание трав или отваров. Настоящая магия требовала не только работы и опыта, но и природного таланта. Ведь не каждый мог бы стать певцом, задевающим своими песнями струны человеческих сердец, хоть бы и узнал все мелодии мира. Не каждый мог бы стать художником, умеющим изобразить на холсте персонажей, что выглядят как живые, даже если б умел смешивать краски и подстригать кисти.

Знания, опыт, умение составлять зелья, мази и микстуры были всего лишь возами с ценным товаром. А талант был лошадью, которая должна была эти возы тянуть. А Катерина не только верила и надеялась, что имеет такой талант. Она прекрасно о нём знала и неоднократно могла уже наглядно убедиться в его существовании. Она также рассчитывала, что поступит так же, как умный раб из истории Христа – не только сохранит талант, но и преумножит его свыше всякой меры. На данный момент, однако, она должна была использовать другой из своих талантов (который, наверное, больше понравился бы Овидию, чем Христу), поскольку знала, что скоро придёт каноник.

К Герсарду она относилась немного лучше, чем к большинству поклонников. Во-первых, вопреки здравому смыслу она любила его, так, как любит домашнюю зверушку. Вроде бы ты сто раз видел её потешные прыжки и шалости, но с охотой смотришь и в сто первый. Кроме того, она видела в канонике инвестицию в будущее. Такое же вложение, как оплатить вместе с другими пайщиками экспедицию в Индию. Риск был велик, но и прибыль, если корабли вернутся с трюмами, набитыми пряностями, могла быть совершенно невообразимой.

– Да, да, никто не может сказать про меня, что я не умею умножать то, что зарабатываю в поте… хм, хм, лица, – она рассмеялась собственной мысли. А Герсард имел шанс стать кем-то важным. Он был отлично образован, имел талант к финансам, что принесло ему неплохие доходы, и, прежде всего, его с ног до головы наполняли столь сумасшедшие амбиции, что не раз и не два во время любовных игр он уверял её, что станет Папой. Катерина была слишком благоразумна, чтобы загадывать так далеко, но, тем не менее, епископом или кардиналом её любовник мог стать даже в ближайшем будущем. Он бы, скорее всего, уже этого достиг, если бы не бескорыстная ненависть, которую питал к нему архиепископ Кобленца, человек настолько влиятельный, что без труда мог разрушить карьеру молодого священника. О чём этот молодой священник отлично знал, поскольку сразу после того, как закончил объезжать Катерину (а делал он это словно исполненный гневного воодушевления), немедленно занялся собственными проблемами.

– Шлюхин сын, – пропыхтел он. – Чёртов ублюдок, дьяволов помёт, козоёб сраный! – Катерина погладила его по волосам.

– Мой бедный священник, – сказала она, отчасти нежно, отчасти насмешливо. – Он так сильно тебя донимает?

– Донимает?! – Каноник был возмущён тем, что она использовала столь деликатную формулировку. – Он хочет довести меня до погибели! Как только он меня увидел, я уже знал, что он сделает всё, чтобы от меня избавиться!

– Избавиться? – Женщина прищурилась. – Как это: избавиться?

– Обыкновенно. – Он ударил кулаком в подушку, но это не дало особого эффекта, поскольку подушка была плотно набита перьями, и рука каноника увязла в этой мягкости. Он выругался, вызывая смех Катерины.

– Смейся себе, смейся, – проворчал он. – А меня сошлют куда-нибудь на край света, чтобы я страдал в далёкой глуши вдали от...

– Вдали от меня, – закончила за него Катерина.

Он захлопал на неё глазами, поскольку это даже не пришло ему в голову. Хотя, конечно, отказ от встреч с прекрасной и обольстительной Катериной тоже не сулил ему ничего хорошего. Кем бы он её заменил? Хорошо отмытой крестьянкой? Румяной дворянкой из медвежьего угла? Д-дьявол!

– И ты ничего не можешь с этим поделать? Ты ведь такой умный. – Она погладила его по щеке.

– Я всё перепробовал. Я даже подкупил канцеляристов, чтобы шепнули за меня словечко, а он назвал меня при них бараном и похвалил, что они так хитро меня остригли.

Катерина на этот раз расхохоталась так, что чуть не упала с кровати. Герсард же рассердился и сильно ущипнул её за голую ягодицу в порыве непритворной злости. Она засмеялась ещё громче.

– Принести тебе кнут? – Спросила она, вытирая выступившие от смеха слёзы.

– Шути себе, шути. – Он встал и на одном дыхании опорожнил стоящий на столе кубок.

– Что ещё ты пытался сделать, мой милый? Скажи, может, епископ любит забавляться с такими смазливыми мальчиками, как ты?

– Он ничего не любит. – Герсард пожал плечами. – У него нет никаких слабостей, никаких предпочтений, никаких вредных привычек. Целыми днями и ночами он просиживает в канцелярии над грудами документов. Золота у него в изобилии, на лесть он не падок, а угрожать ему нечем.

Катерина сжала губы и пристально посмотрела на Герсарда.

– Люди умирают, – сказала она тихо. – Особенно настолько старые, как он...

– Он никогда не умрёт, – вздохнул Герсард. – Глянешь на него – на ладан дышит. А на самом деле здоровый, как конь. Пьёт только отвары трав, ест плесневелый хлеб и иногда немного фруктов.

– Плесневелый? – Скривилась Катерина.

– Для умерщвления греховной плоти, как он говорит.

– Странно, что если столькие его ненавидит, никому ещё не пришло в голову сыпануть ему яда в эти отвары или хлеб... – Обронила она якобы небрежно, но на самом деле внимательно наблюдая, какова будет реакция Герсарда на её слова.