Робин Хобб - Судьба Убийцы

Право формировать ребенка принадлежит мне. Ты не имел такого права.

Спрятаться не вышло. Я пытался сохранять сознание неподвижным, но горячо желал, чтобы Неттл оказалась здесь, со мной во сне. Она выстояла при настоящей атаке дракона Тинтальи, когда еще была новичком в Скилле. Я потянулся к дочери, но дракон накрыл меня, словно лягушку, пойманную мозолистыми мальчишескими руками. Я был под ее контролем, один. Глубоко в груди я спрятал от нее свой страх.

Я не знал, что за дракон это был, но знал, что лучше не спрашивать. Дракон оберегает свое имя, чтобы не отдать власть над собой в чужие руки. Это только сон, едва ли он имеет отношение к тому, что дракон может сотворить с чьим-то спящим разумом. Мне нужно было проснуться, но она держала меня, словно когти ястреба трепыхающегося зайца.

Я почувствовал холодную каменистую землю под ногами, ощутил, как ледяной ветер вырывает тепло из моего тела. И все еще ничего не знал о ней. Возможно, до нее можно дотянуться логикой.

У меня не было цели вмешаться, только внести небольшие изменения, которые позволили бы детям жить.

Ребенок принадлежит мне.

Ты предпочитаешь мертвого ребенка живому?

Мой – это мой. Не твой.

Логика трехлетнего ребенка. Давление на мою грудь усилилось, и прозрачная фигура слилась со мной. Она мерцала синим и серебристым. Я узнал, на какого ребенка она притязала, по расцветке, которую она разделила с его матерью. Матерью была женщина, утверждавшая, что работает с Серебром. Тимара, крылатый когтистый Элдерлинг. Этот дракон предъявил права на девочку, которая была так бесстрашна, выбирая для себя изменения. На ребенка, который лишь незначительно был человеком. Она, не колеблясь, предпочла драконьи ноги человеческим, чтобы прыгать выше и держаться крепче, карабкаясь куда-либо. Храбрый умный ребенок.

Это она.

Я ощутил сдерживаемую гордость. Я не хотел делиться этой мыслью, но, возможно, если польстил ребенку, дракон предоставит мне отсрочку. Давление драконьей ноги на мою грудь сменилось болью в проминаемых ребрах. Если она раздробит мне ребра в колючие кусочки, которые проткнут легкие, я умру или проснусь? Осознание, что я вижу сон, не уменьшало боли или чувства неотвратимой катастрофы.

Умереть во мне – проснуться безумным. Кажется такова старая поговорка Элдерлингов. Твоя связь с этим миром сильна, маленький человек. В тебе что-то есть… но ты не помечен ни одним драконом из тех, кого я знаю. Как такое возможно?

Я не знаю.

Что за нить я ощущаю в тебе, дракона и не-дракона? Зачем ты пришел в Кельсингру? Что привело тебя в город драконов?

Месть.

Я с трудом дышал. Я почувствовал, что мои ребра начинают поддаваться. Боль была ошеломляющей. Конечно, если бы я спал, эта боль разбудила бы меня. Так что это было настоящим. Каким-то образом это было настоящим. А если бы это было настоящим, у меня был бы нож на поясе, и, будь это настоящим, я бы не умер, как приколотый заяц. Мою правую руку удерживал коготь дракона, но левая была свободна. Я потянулся, поискал и нашел его. Я вытащил нож и вонзил в нее изо всех оставшихся сил, лишь для того, чтобы он столкнулся с плотной чешуей драконьей ноги. Мой клинок соскользнул, словно я попытался проткнуть камень. Она даже не вздрогнула.

Ты мстишь драконам? За что?

Моя рука безжизненно упала. Я даже не почувствовал, как пальцы теряют хватку на ноже. Боль и нехватка воздуха лишали меня воли. Я не произносил слов, потому что у меня не оставалось воздуха. Я думал их для нее.

Месть не драконам. Служителям. Я собираюсь в Клеррес — убить всех Служителей. Они покалечили моего друга и уничтожили моего ребенка.

Клеррес?

Ужас. Дракон может испытывать ужас? Поразительно. Еще более удивительно, что его, казалось, ужасает нечто незнакомое.

Город костей и белых камней далеко на юге. На острове. Город бледного народа, который верит, что знает все пути будущего, и знает, какой из них лучше выбрать.

Служители! - Она постепенно начала исчезать из моего сна. - Я вспоминаю… что-то. Что-то очень плохое. Внезапно я стал неважен для нее. Когда она переключила с меня внимание, я снова смог дышать и воспарил в темно-сером мире, то ли мертвый, то ли единственный в своем сне.

Нет.

Я не хотел спать и быть беззащитным перед ней. Я стал сражаться за бодрствование, пытаясь вспомнить — где на самом деле было мое тело.

Я проснулся глубокой ночью, моргнул липкими глазами. На холмах дул легкий ветер. Я мог видеть, как под ним покачиваются деревья. Вдалеке я видел покрытые снегом горы. Луна была большой и круглой, цвета старой слоновой кости. Игра продолжается. Почему я так крепко спал? Голова была словно набита шерстью. Я приподнял голову и вдохнул воздуха.

Я не почувствовал ветра и не ощутил запаха леса, только себя. Пот. Запах жилой комнаты. Кровать была слишком мягкой. Я попытался сесть. Рядом зашуршала одежда, и кто-то крепко обхватил меня за плечи:

— Двигайся медленно. Давай начнем с воды.

Ночное небо было обманом, а я бы никогда не стал охотиться так снова.

— Не трогай меня голыми руками, — напомнил я Ланту. Его руки отодвинулись, и я сел. Перекинул ноги через край кровати. Комната трижды повернулась и остановилась. Все вокруг было тусклым и нечетким.

— Возьми, — сказал он и мягко втолкнул мне в руки прохладный стакан. Я ощутил его запах. Вода. Я пил, пока она не закончилась. Он забрал стакан и налил побольше. Я снова все осушил.

— Думаю, пока хватит.

— Что случилось?

Он сел рядом на край кровати. Я осторожно взглянул на него и был благодарен, что смог его увидеть.

— Что ты помнишь? – после долгого молчания спросил он.

— Я лечил детей Элдерлингов…

— Ты касался детей, одного за другим. Их было не так уж много. Шестеро, полагаю. Им всем становилось лучше, и с каждым исцеленным ребенком росло удивление Элдерлингов Кельсингры, а ты становился диковиной. У меня нет Скилла, Фитц. Но даже я ощущал, что ты стал оком бури магии, которая лилась на тебя, а затем разносилась на всех вокруг нас. И когда там не оказалось больше детей, вперед стали проталкиваться другие люди. Не только Элдерлинги, но и жители Дождевых Чащоб. Я никогда не видел таких уродливых людей. У кого-то была чешуя, у кого-то – свисающие наросты вдоль челюстей. У некоторых – когти или драконьи ноздри. Но это не было привлекательным, как у Элдерлингов. Они были как… больные деревья. И полны внезапной надежды. Они начали пробиваться к тебе, просить тебя исправить их. Ты только слегка касался их, и они оседали, их тела менялись. Почти сразу ты начал бледнеть и дрожать, но не останавливался, а они все подходили, толкаясь и умоляя. Леди Янтарь звала и трясла тебя. А ты все смотрел, а исковерканные люди все проталкивались к тебе. Тогда Янтарь сняла перчатку, схватила тебя за запястье и оттащила от них.