Робин Хобб - Судьба Убийцы

К моему ужасу несчастное существо на столе изогнулось, его кровавые пальцы растопырились в оковах, голова запрокинулась. А потом он застыл. Хлюпающие звуки, которые он издавал, затихли, и я подумала, что он умер. Вдруг с ужасным хрипом он выкрикнул имя:

– Фитц Чивел! Фитц! Спаси меня, спаси меня! Фитц! Прошу тебя, Фитц!

Двалия изменилась в лице. Она подняла голову, как будто услышала божественный голос, взывающий к ней, и ужасная улыбка расплылась на ее лице! Она демонстративно записала что-то в книгу, потом замерла, подняла перо и попросила палача:

– Повтори. Еще раз, пожалуйста. Я должна быть уверена!

– Непременно, – ответил мучитель. Это был бледный мужчина с бесцветными волосами, однако недостаток цвета сторицей окупался яркостью его изысканного одеяния. Даже оливковый фартук, с вышитыми на нем словами на неизвестном языке, надетый, чтобы защитить его нефритовую мантию, казался произведением искусства. В его ушах переливались изумруды. Он взмахнул отвратительным маленьким инструментом в сторону четырех молоденьких Белых. Когда он заговорил, их глаза округлились.

– Вы слишком молоды, чтобы помнить времена, когда Любимый был луриком, таким как вы теперь. Но я помню. Уже тогда он был дерзким и глупым, и нарушал правила, как и вы сами. Вы думаете, что проделываете свои делишки так ловко, и мы ничего не знаем. Посмотрите, к чему это приводит. Знайте, что ваши поступки с легкостью могут привести вас на его место, если вы не научитесь подчиняться на благо Служителям.

Губы самой младшей из них задрожали, и она зажала рот рукой, другой обхватил себя за плечи, двое оставшихся вытянулись и не проронили ни звука.

Прекрасная молодая женщина с бледно-золотыми волосами и молочно-белой кожей поднялась со своего места и с нетерпением сказала:

– Феллоуди, отчитаешь своих дорогих учеников позже. Заставь Любимого снова произнести имя. – Она повернулась к зрителям и посмотрела прямо на одну из пожилых женщин. Та сидела рядом с мужчиной, одетым в желтую мантию, которая странно контрастировала с белым гримом у него на лице. – Услышьте имя, которое он так долго скрывал, и которое доказывает то, что мы с Феллоуди вам давно твердим. Его Изменяющий жив, они сговорились против нас. Нежданного Сына скрывали. Разве Любимый уже не нанес нам серьезный ущерб? Ты должна позволить нам отправить в мир Двалию, чтобы она отомстила за свою госпожу и захватила Сына, который иначе принесет нам гибель! Снова и снова сны предупреждали о нем!

Пожилая женщина встала и пригвоздила ее взглядом:

– Симфи, ты говоришь перед всеми этими людьми о вещах, которые касаются только Четверых. Придержи язык.

Она подняла бледно-голубые юбки, чтобы не испачкать их в крови, и величественно прошествовала из камеры пыток.

Облаченный в желтое мужчина проследил за ее уходом, встал, будто в нерешительности, а потом опустился обратно. Он кивнул Симфи и палачу продолжать. Что они и сделали.

Имя моего отца – вот что они заставила прокричать истерзанное существо, и не однажды, а снова и снова. Когда он перестал кричать, они столкнули бесчувственное тело со стола, и стража уволокла несчастного прочь. Винделиар помнил, как выплеснул ведро воды на забрызганный стол и пол, а потом принялся оттирать их начисто.

Его мало заботил подвергнутый пыткам человек. Он сосредоточился на своей работе и страхе. Кусочек плоти присох к полу. Он отскреб его ногтем и бросил в ведро. Ему было хорошо известно, что если он воспротивится Двалии, то может стать следующей жертвой жестокого урока на столе. Даже теперь он понимал, что это еще может его ждать. Она не станет сомневаться. И все равно ему не хватало духа сбежать или дать отпор. В глубине души я знала, что мой «брат» не станет рисковать собой ради моего спасения.

От этих воспоминаний меня затрясло. Несчастное создание на столе звало моего отца и молило спасти его. Мне не хватало многих фрагментов, чтобы сложить все события в единый ряд, но я сделала выводы наугад. Именно в тот день Двалия получила разрешения отправиться в Ивовый лес. В тот день решилась моя судьба. Я наблюдала за ней как будто со стороны.

А тот несчастный? Казалось невероятным, чтобы он мог выжить. Конечно же, он не мог быть нищим в Дубах-на-Воде, не мог быть Шутом моего отца. Обрывочные кусочки информации вертелись в мыслях. Двалия говорила об отце, которого я не знала. Все это не укладывалось в моей голове. Но ее прежние угрозы говорили об обратном. Ведь она обещала, что я окажусь на том столе.

Двалия все еще пинала Винделиара, но уже задыхаясь от усталости. С каждым ударом она хрипела, ее ляжки сотрясались. Когда Винделиар превратился в съежившуюся всхлипывающую кучку в углу, она вернулась ко мне. Двалия прицелилась, чтобы пнуть меня, но я тщательно выбрала укрытие, и ей не удалось вложить в удар достаточно силы. Она швырнула окровавленный кувшин, но он лишь слегка задел меня. Я на всякий случай убедительно взвизгнула и поспешно отодвинулась, жалобно глядя на нее и размазывая кровь по лицу. Я заставила подбородок задрожать и прохныкала:

– Пожалуйста, не надо больше, Двалия. Я буду тебя слушаться. Видишь? Я буду работать, не покладая рук. Пожалуйста, не бей меня.

Я торопливо вылезла из-под стола, подтаскивая одну ногу. Сгорбившись, я заковыляла по комнате, собирая разбросанные вещи. На каждом шагу я молила ее простить меня, обещала быть послушной и искупить вину. Она наблюдала за мной, и на ее лице подозрительность боролась с довольством. Я стояла, заливаясь слезами, рядом с сундуком для одежды, и окутывала их с Винделиаром болью и страхом. Вдохновение подсказало мне добавить немного отчаяния и уныния. Я поднимала вещь за вещью.

– Видишь, как аккуратно я их складываю? – Я подавила всхлип: – Я могу быть полезной. Я могу помогать. Я усвоила урок. Пожалуйста, не бей меня больше. Пожалуйста, пожалуйста.

Это было нелегко, и я не была уверена, что мой обман сработает. Она удовлетворенно ухмыльнулась, вернулась к разворошенной постели и шлепнулась на нее с довольным вздохом. Винделиар попался ей на глаза. Он свернулся на полу, как жирная гусеница под поленом, и рыдал в кулак.

– Я сказала, убери тарелки! – рявкнула она.

Он перевернулся и сел, шмыгая носом. Когда он поднял избитое лицо, я отдернулась. Его глаза начали заплывать, по подбородку лилась кровь, кровавая слюна капала из покосившегося рта. Он горестно взглянул на меня, и я подумала, ощутил ли он мое нечаянное сочувствие. Я усилила стены. Он это почувствовал, нахмурился и наградил меня мрачным взглядом.

– Она снова это делает, – сказал он тихим мрачным голосом, его слова прозвучали неразборчиво из-за разбитых губ.

Двалия наклонила голову: