Робин Хобб - Судьба Убийцы

Я попыталась, но все давило на меня. Алария снова рыдала. Керф храпел. Я чувствовала движение его ребер при каждом его вдохе. Моя рубашка перекрутилась и пережимала одну руку. Мне было жарко. Хотелось пить. Я всхлипнула помимо воли и почувствовала, что в горле застрял крик, готовый вот-вот вырваться наружу.

Нет. Не делай этого. Закрой глаза, щенок. Будь со мной. Мы в лесу. Вспомни прохладную ночь, пахнущую лесом. Лежи спокойно. Будь со мной.

Волк-Отец втянул меня в свои воспоминания. Я оказалась в лесу. Брезжил рассвет, и мы уютно устроились в логове.

Пора спать, - у беждал он. - Спи .

Должно быть, я заснула. Придя в себя, я постаралась сохранить спокойствие, которое подарил Волк-Отец - больше мне не за что было цепляться. Во тьме я измеряла течение времени по поведению моих товарищей по несчастью. Керф проснулся, когда Алария начала метаться в истерике. Он обнял ее и начал напевать калсидийскую колыбельную. Через некоторое время она успокоилась. Потом Двалия разразилась криками беспомощной ярости, когда Винделиар описал ее.

- Я терпел, сколько мог, - запричитал он, и запах мочи заставил меня вспомнить о собственном мочевом пузыре.

Двалия прошептала ему что-то, голосом мягким и страшным, как змеиное шипение, и он начал всхлипывать. Потом затих, и я решила, что он уснул. Алария молчала, Керф начал петь, уже не колыбельную, а какую-то походную солдатскую песню. Внезапно он остановился на середине куплета.

- Девочка. Пчелка. Ты жива?

- Да, - ответила я, обрадовавшись, что он прекратил петь.

- Я запутался. Когда мы входили в камень, я был уверен, что мы мертвы. Но если мы все же живы, то нехорошо тебе умирать вот так. Я думаю, что смогу дотянуться до твоей шеи. Хочешь, я тебя задушу? Это не быстро, но всяко быстрее, чем голодная смерть.

Как заботливо.

- Нет, спасибо. Пока нет.

- Тебе не стоит тянуть. Я ослабну. И скоро тут станет очень неприятно. Моча. Дерьмо. Сходящие с ума люди.

- Нет, - я что-то услышала. - Тсс!

- Я знаю, что мои слова тебя расстраивают, но я лишь хотел тебя предупредить. Мне может не хватить сил, чтобы свернуть тебе шею. Так было бы быстрее.

- Нет. Пока нет.

Пока нет? Что же я говорю? Затем, совсем издалека, снова донесся какой-то звук.

- Слушайте. Вы это слышите?

После моих слов Алария зашевелилась:

- Слышим что? - напряженно спросила она.

- Ты что-то слышишь? - рявкнула Двалия.

- Замолчите! - зарычала на них я, подражая сердитому голосу отца, и они подчинились. Мы все прислушивались. Звуки были слабыми: медленное цоканье копыт по брусчатке, женский голос, напевающий монотонную мелодию.

- Это молитва? - предположила Алария.

- Это уличная торговка. Она поет: хлеб, свежий, сегодня утром испеченный, хлеб еще теплый, прямо из печи, - растроганным голосом сказал Керф.

- Помогите нам! - отчаянный крик Аларии прозвучал настолько пронзительно, что у меня зазвенело в ушах.

- Помогите! Помогите! Мы в ловушке!

Когда у нее, наконец, сбилось дыхание и она перестала вопить, у меня в ушах все еще продолжало звенеть. Я напряглась в надежде услышать песню женщины, продававшей хлеб, или цокот копыт, но не услышала ничего.

- Она ушла, - грустно сказал Винделиар.

- Мы в городе, - объявил Керф. - Только в городах лавочники продают хлеб на улице по утрам.

Он прервался на мгновение, а затем сказал:

- Я думал, что мы мертвы. Я думал, что ты хочешь попасть в разрушенный дворец мертвого герцога, чтобы быть погребенной там. Разве продавцы хлеба продолжают петь, когда умирают? Нет, я так не думаю. Какая у мертвых нужда в свежем хлебе? - его вопрос приветствовала тишина. Я не знала, о чем думали остальные, но я размышляла о его предыдущих словах. Разрушенный дворец. Как же много камня над нашей гробницей?

- Итак, мы не мертвы, - устало рассудил он. - Но скоро умрем, если не сможем выбраться. Возможно, когда город проснется, мы услышим других людей. И, возможно, они услышат нас, если мы будем кричать.

- Тогда пока помолчите, - предупредила Двалия. - Молчите и слушайте. Я скажу, когда просить о помощи, и мы закричим все вместе.

Мы ждали в удушающей жаре. Время от времени до нас доносились приглушенные звуки города. Звон храмового колокола. Рев быка. Однажды мы подумали, что слышим женщину, зовущую ребенка. На этом Двалия заставила нас хором звать на помощь. Мне казалось, что звуки не приближались, и я подумала, не замурованы ли мы на холме над городом, а не в самом городе? Через некоторое время Винделиар помочился снова, и, думаю, Алария тоже. Запах становился все сильнее: моча, пот и страх. Я пыталась вообразить, что я в своей постели в Ивовом Лесу. В комнате темно. Скоро зайдет отец, чтобы посмотреть на меня. Он всегда думал, что я сплю, когда заглядывал ко мне поздним вечером, перед тем, как самому лечь в постель. Я уставилась во мрак, воображая его шаги в коридоре. Оттого, что я долго смотрела в темноту, перед глазами поплыли белые мушки. Я моргнула и поняла, что одна из мушек превратилась в узкую полоску.

Я пристально смотрела на нее, не осмеливаясь надеяться, и медленно подняла ступню как можно выше. Часть полоски света скрылась за ней. Когда я опустила ногу, свет появился снова, став ярче.

- Я вижу свет, - прошептала я.

- Где?

- Рядом со своей ногой, - сказала я, но к этому моменту свет начал проникать отовсюду. Теперь я видела, что каменные блоки, заточившие нас, были сложены беспорядочно. Да, это был обработанный камень, но скорее просто сваленный в кучу, нежели уложенный в кладку.

- Я не вижу, - сказала Двалия таким тоном, как будто я врала.

- И я, - подтвердил Керф. - Моя женщина загораживает мне обзор.

- Я не твоя женщина, - возмутилась Алария.

- Ты спала на мне. Ты помочилась на меня. Я предъявляю на тебя права.

Поднятой ступней я едва доставала до полосы света. Я прицелилась пальцами ноги, толкнула и услышала звук падающего гравия снаружи нашей тюрьмы. Щель стала немного шире. Я повернулась на бок, насколько это было возможно, и протиснулась мимо Керфа ближе к свету. Теперь я могла надавить всей ступней на камень ниже луча света, что и сделала. Стуча по моему ботинку, посыпались более крупные обломки. Стало светлее. Я яростно пнула, и полоса света увеличилась до размера моей ладони. Я заколотила по образовавшейся щели так, будто отбивалась от муравьев, кусавших меня за ноги, но камни больше не падали. Я лягнула булыжник, который служил сводом нашей гробницы, но безуспешно. Только когда не осталось сил, и я была вынуждена остановиться, до меня дошло, что остальные что-то спрашивают и пытаются подбодрить. Мне было все равно. Я не хотела, чтобы меня охватило спокойствие Волка-Отца. Устремив взгляд на тускло освещенный потолок своей гробницы, я горестно всхлипнула.