Эд Гринвуд - Эльминстер в ярости

Он осторожно прошёл вдоль стены, ещё не доверяя своему чувству равновесия. Ох, как же промёрзли кости… Единственное, что его порадовало — Хар двигался ненамного быстрее. А это означало, что ему не придётся выслушивать многочисленные остроумные комментарии по меньшей мере до тех пор…

Что-то заслонило собой утренний свет. Хокспайк поднял взгляд — и застыл на месте. Харбранд поступил точно так же, превратившись в глазеющую, бледнолицую дрожащую статую.

У входа в пещеру зияла нисходящая борозда длиной с просторный загородный особняк. Её полностью заполняло чёрное рыло, проникшее глубоко внутрь. Рыло, которое крепилось к чешуйчатой, рогатой голове… чёрного дракона.

— Дерьмо, - выдохнул Хокспайк, и прямо на месте опустошил свой мочевой пузырь, прямо в любимый гульфик.

Взгляд мудрых и жестоких драконьих глаз, наблюдавших за аналогичным позором Харбранда, скользнул к нему.

— Здравствуйте, - сказал дракон, приоткрыв челюсть — эти клыки! — в медленной, мягкой улыбке. - Я Алоргловенемаус, и так случилось, что я нуждаюсь в Зверях на замену.

— О? - сумел выговорить Харбранд из другого конца пещеры. - Что за зверях?

Примерно в этот же момент Хокспайк решил, что потеря контроля над мочевым пузырём была неэффективной тактикой. И поэтому выбрал другую: как мёртвый, свалился без чувств.

— Прекрасная идея! - воскликнул Харбранд — и тоже потерял сознание.

Мгновение спустя пещера содрогнулась от оглушительного рёва. Алоргловенемаус хохотал.

— Такое… великолепие, - прошептала Симбул, глядя, как по горам ползёт рассвет. Из неё вытекло достаточно силы, чтобы она снова стала собой, снова была в своей власти. Повиснув высоко в воздухе, она исцелила себя, растягиваясь и сгибаясь с захватывающей дыхание лёгкостью. Вся боль исчезла, и она была сильнее, бодрее и живее, чем когда-либо.

— Спасибо, Госпожа-Мать. Что дальше?

Дальше ты должна отыскать больше синего пламени, разумеется. Тебя ждёт намного больше разломов.

Симбул застонала, затем сумела выдавить улыбку.

— Что ж, последний был… довольно весёлым. И у меня получается всё лучше; должно быть, практика.

Должно быть , согласилась Мистра, и они обнаружили, что снова смеются вместе.

Лорд-констебль Ирлингстара с трудом поднялся на ноги, смутно осознав, что Эльминстер — холёная зловещая дроу, которую он держал, прижав нож к её шее — бросилась от него прочь сломя голову, вниз по коридору и исчезла из вида.

Тёмная эльфийка вовсе не была Лаксаром. Лаксар был мёртв, и никто больше не спешил в Ирлингстар на помощь…

Кто-то кричал, несколько человек; узники, знакомые ему голоса знати, гневные и испуганные.

— Нас что, всех убьют, пока вы бездействуете?

— Боевые маги убивают нас одного за другим, пока вы стоите и смотрите!

— Убийцы! Где ваша хвалёная справедливость?

— Что? - устало произнёс Фарланд, по-прежнему не желая оставлять позади все эти воспоминания, забывать тепло того могучего разума, окутавшего его сознание… из-за чего все эти крики? Случилось новое убийство?

Случилось. Стражники только что нашли лорда Арлонда Хилоара лежащим замертво в дверях его собственной камеры. Ах да, надушенный Арлонд, светловолосый и вежливый, относящийся ко всем с ледяной надменностью, но чаще всего витающий в облаках, вечно баюкающий и гладящий небольшую табакерку в форме раковины, которую носил с собой. Незадолго до того, как обнаружили его тело, его видели там же, в дверях камеры, наблюдающим и слушающим более шумных заключённых в их собственных камерах вверх и вниз по тому же коридору, требовавших, чтобы их выпустили. Их всех держали в камерах невидимые стены новых печатей; «коробки безопасности» Эльминстера.

Хилоар ни с кем не делил свою камеру, и за исключением печатей, никакого пути наружу там не было — разве что сквозь крепкие каменные стены. Которые остались нетронутыми — как и печати. В какой-то момент во время всего этого окольцовывания он просто соскользнул на пол, оставаясь незамеченным собратьями-заключёнными до своего падения. Соскользнул, потому что его глотка была рассечена, рассечена так глубоко, что голова почти отделилась от шеи. Крови… хватало.

Сильнее всего испугались заключённые в соседних камерах. Один кричал — нет, уже двое, даже трое, только что присоединился новый — что в замке, должно быть, поселились призраки, и «долг перед Короной» Фарланда — забрать их отсюда в какое-то более безопасное место. Всегда наполовину затопленные камеры темницы в Иммерской твердыне, тюремные ямы Велуна, сырые, заросшие плесенью погреба темниц в Марсембере — куда угодно!

Фарланд вздохнул, припомнил несколько отборных проклятий, но отбросил их в сторону неозвученными, и решил, что как раз пришёл к тому самому выводу, который так раздражающе выкрикивали эти испуганные дворяне.

Хотя по любым трезвым меркам, под его началом осталось меньше шестой части людей от числа, которое требовалось, чтобы держать в узде этих заносчивых заключённых, как только они покинут Ирлингстар. Не говоря уже о том, что предпринимать такой смелый шаг без разрешения сверху означало рискнуть шеей и даже хуже. Ему требовались недвусмысленные приказы, разрешающие подобный поступок, и хорошая искренняя беседа со старшими царедворцами и боевыми магами — лордом печатей Вэйнренсом, например — прежде чем он мог позволить хоть одному лорду покинуть замок.

— Гулканун? Лонклоус? - позвал он, направляясь к ним, чтобы они услышали среди всех этих криков. - Если мы собираемся куда-то отправляться, мне надо, чтобы вы связались с лордом печатей… или с самим Ганрахастом.

Оба мага Короны кивнули.

— Разумеется, - ответил Гулканун, - но нам потребуется кто-то, чтобы постоять на страже, пока мы работаем. Установить контакт сквозь печати будет нелегко.

— На страже? Мы об этом позаботимся, - спокойно отозвался Арклет. Амарун у его плеча кивнула — и взмахнула ножом, которого у девушки не должно было быть. Фарланд вздёрнул бровь.

Затем он с иронией покачал головой, сказал им всем «Ну конечно», и начал указывать, как следует Делькаслу, девушке и ему самому расположиться вооружённым кольцом вокруг двух волшебников.

Два боевых мага едва начали читать заклинания, когда раздался новый крик из какого-то помещения неподалёку. Высокий и отчаянный, крик перекрыл гневные вопли из камер, обрывая их — прежде чем резко прекратился сам, перейдя в ужасное, мокрое, задыхающееся бульканье.

Эл нужно было уйти ото всех туда, где она могла собрать всю свою волю не только для того, чтобы швыряться Искусством, но чтобы выслушать ответ из какого-то далёкого места и попытаться почувствовать, где это место находится. Как можно быстрее.