Питер Бигл - Неведомые поля (сборник)

– И Пресвитер Иоанн, стало быть, перебрался? — в последнее время Фаррелл пристрастился использовать это имя в качестве глубинной бомбы, злонамеренно подбрасывая его в безбурный поток разговора с кем-либо из членов Лиги и наблюдая за тем, как под мирно мерцающей поверхностью начинает бурлить и содрогаться вода.

Но Джулия сказала только: «Возможно», — продолжая вставлять новый патрончик с грифелями в один из своих рисовальных карандашей. Когда же Фаррелл попытался еще немного нажать на нее, голос Джулии стал высоким и монотонным, постанывающим от напряжения, как металлическая изгородь под током.

– Оставь его в покое, Джо, у него просто поехала крыша. Он переборщил с этими играми, принял слишком большую дозу всего сразу и превратился еще в одного психа с Парнелл-стрит — это тебя устроит? Оставь его в покое.

В глазах ее вскипали слезы, нижняя губа дрожала, и Фаррелл пошел заваривать чай.

С того дня, когда они вместе побывали на танцах, Джулия не сопровождала Фаррелла на какие бы то ни было сборища Лиги, кратко и бесцеремонно отговариваясь либо усталостью, либо срочной работой. Леди Хризеида пригласила его раз в неделю играть в ее танцевальном классе, а один раз он посетил ярмарку ремесел, устроенную оружейниками и мастеровыми, и провел целый день, беседуя с молодыми людьми, носившими длинные, собранные в хвостик волосы, и способными отличить южно-германские латы от миланских и работу Пефенгаузера от работы Кольмана, а также с бывшим профессором химии, который теперь мастерил полные доспехи, весившие восемьдесят фунтов и продававшиеся за три тысячи долларов. Кроме них он познакомился с двумя кузнецами-оружейниками и со специалистом по боевым молотам и бичам, а еще один новый знакомец изготавливал исключительно огромные латные рукавицы с мягкой внутренней набивкой. Фаррелл узнал, что непревзойденным пока инструментом, используемым для пропихивания набивки в рукавицу, являются палочки, которыми едят китайцы, и что для турнирной булавы лучше всего брать свинцовое грузило весом в один фунт.

Хамид и Ловита сводили Фаррелла на первый в его жизни турнир, тоже происходивший в Бартон-парке, хоть и не на той лужайке, где праздновался День Рождения Короля. То было одно из редких мероприятий Лиги, на которое допускалась публика — посторонние люди в нормальной одежде толпились между ярких, как в мульфильмах, шатров и чудовищных, расшитых способом аппликации стягов, а с натянутой между деревьями проволоки над ними свисали полотнища с гербами. Фаррелл увидел, как Симон Дальнестранник зарубил трех новичков, пытавшихся заслужить рыцарские шпоры, и как в поединке на боевых молотах, напоминавшем медленный танец, с удивительным проворством оборонялся король Богемонд. Гарт де Монфокон победно выскользнул из ревущей mкlйe, оставив четырех или шестерых своих противников хромать и хватать ртом воздух, и стоявший на цыпочках Фаррелл замер, глядя как смешной усач рыщет по арене, сощурясь, почти зажмурившись, как его худощавое тело пульсирует, подобно телу хорька или какой-то иной твари, способной найти вас по запаху даже под землей. Толпа завопила, приветствуя Гарта, и в тот же миг глаза его отыскали в толпе Фаррелла, и он с насмешливым вызовом поднял меч. Фаррелл знал, что это всего лишь ротанг, но длинный отполированный клинок блестел на солнце, как настоящий меч, как Весельчак, и когда Гарт отвернулся, Фаррелл испытал облегчение. Коррективное чтение. Даррелл Слоут. Нет, не помогает. Он привел Джулию на обед в дом Зии и пожалел об этом еще до стого, как закончил представлять их друг дружке. Женщины встретились впервые, что не мешало им реагировать друг на дружку с мгновенной непосредственностью людей, состоящих в застарелой вражде. Фаррелл провел вечер, в отчаянии вытягивая из Бена детские воспоминания, чтобы хоть чем-то заполнить молчание, и наблюдая, как Зия испытует гостью, прощупывая ее и расставляя ей ловушки с грубостью, какой он никогда прежде за ней не замечал, а Джулия отвечает ей все более краткосложными сарказмами. Она ушла домой рано, с головной болью, и в следующие два дня с Фарреллом едва разговаривала. Самое длинное ее высказывание по поводу этого знакомства было таким:

– Мы не захотели друг другу понравиться. Пусть оно так и останется.

В канун летнего солнцестояния они вместе отправились на происходившее под открытым небом венчание санитара из психиатрической клиники, носившего имя сэр Тибальт Воинственный, с леди Алисон де ла Форе, работавшей в университете помощницей лектора. Венчание происходило в закатных лучах посреди пляжа, купание на котором было запрещено на неопределенный срок по причине загрязнения сточными водами. Во время церемонии, совершаемой босым приором из нищенствующего ордена, играл «Василиск», затем Хамид пел «Любим я иль нет, но долг мой — любить ее или погибнуть», а Фаррелл аккомпанировал ему, и костюмированные гости, заключив новобрачных в круг, медленно танцевали. Затем Фаррелл с Джулией отправились на свадебный пир, и дорогу им показывали два итальянских наемника, один Друид и парочка соблазнительно декольтированных елизаветинских шлюшек — вся эта публика ухитрилась втиснуться в Мадам Шуман-Хейнк. Фаррелл вел автобус, повинуясь лишь тем указаниям, каковые являлись результатом консенсуса названной буйной шатии, пока крутой закрытый поворот не вывел его на широкую аллею с разбросанными вдоль нее коттеджами на несколько семей, выстроенными из мамонтового дерева. Аллея в свой черед загибалась направо, к сельской церкви, близ которой стояли на лужайке праздничные столы, а затем терялась в тени канареечно-желтого замка. Сидевшая рядом с ним Джулия промолвила:

– Сторисенд.

– Ах, сукины дети, — негромко сказал Фаррелл. — Вот не думал, что кто-то строится так далеко от города.

На зубчатых стенах трепетали знамена, горгульи самодовольно щерились над каменной кладкой ворот.

– Замки Авиценны, — произнес Фаррелл. — Сроду ни в одном не бывал.

– Тут в двадцатых строилась целая компания психов, — сказал за его плечом Друид. — Какой-нибудь Алистер Кроули или Теда Бара, в этом роде. Что ни день, то крали дочерей друг у друга. Я об этом где-то читал.

Фаррелл помог Джулии спуститься со ступенек автобуса, и она подала ему лютню, говоря:

– Джо, ты на свадьбе. Повеселись, ради этого все и устроено. Больше ни для чего.

Она крепко взяла его за предплечье и повела к желтому замку.

Четыре оштукатуренных башни замка стояли по углам центрального двора, оживленного и тесного от вьющегося кампсиса и розмарина, раскидистых платанов и инжиров, самшитового лабиринта, замшелых каменных плит и рыбьего садка с водой цвета лукового супа. Две украшенных шпилями башни на дальнем краю замкового двора замыкали крылья бестолкового, крытого черепицей дома, явно спохватившегося на полпути и решившего, что лучше быть испанской миссией, чем норманнской цитаделью. Ароматы жасмина, дикой сирени и олеандра принялись оспаривать главенство прямо в носу у Фаррелла, заставив его с приятностью чихнуть. Отломав веточку жасмина, он засунул ее за шнуровку на груди синего бархатного платья Джулии и в ответ на удивленный взгляд поцеловал ее.