Сергей Калашников - Чистилище (СИ)

- Ты знаешь, - Джастин не перенял язвительного тона рыцаря. Говорил просто и спокойно. - Твои раздавленные костяшки куда крепче, чем были в юности. И пусть пальцы не так ловки, пусть музыкантом уже не стать, зато удар выходит действительно тяжелым, - Салливан неосознанно потер правый кулак. - Этим все сказано. Можно ненавидеть такие изменения, можно отрицать их, но так или иначе - мы оба приспособлены для одного. А тот, кто привык держать меч - редко берется за кайло.

Хлопанье крыльев черного ястреба завораживало. Граф Гастман медленно обвел взглядом распростертый перед ним Кардан, восхищение и ужас внушенные навязчивой идеей не отпускали. Долго вглядываясь в собственное знамя, щелкающее на сильном ветру, он видел нечто большее, чем элементы геральдики. В своем сознании феодал-наместник отождествлял себя с хищником, пикирующим на загнанную добычу. Но здесь, на широком балконе лишенном каких либо перилл, такие рассуждения были особенно опасны. Граф старательно напоминал себе, что его тело, к глубочайшему сожалению, куда слабее чем его дух. И не сумеет перенести этого шага. Шага в бездну.

Черный ястреб на бело-синем поле затрепетал яростнее, словно разгневанный таким малодушием. Но Гастман уже справился с наваждением, снова возвращаясь к реальности. Послание от Уолтера фон Аддерли, полученное накануне, полностью соответствовало самым смелым ожиданиям.

Небо обезглавлено... и движется к границе Леммаса вместе с наемниками. Якобы на встречу с силами львов. Якобы для отражения внешней агрессии. А ведь слабовато придумано... Но зато как реализованно! Чертовски ловко, просто чертовски... Уолтер явно куда способнее своего беспомощного сынка. Так красиво исполнил, просто спас положение. Очень деятельный человек. Очень полезный. И значит - весьма опасный. Таких нельзя долго использовать. Но нет... Пока еще рано.

Граф снял с руки мягкую перчатку из черной замши. Положив на открытую ладонь пару секунд наблюдал. Очередной порыв ветра подхватил ее, крутя и переворачивая унес прочь. Словно трепещущую, раненную птицу.

Все они нуждаются во мне. Все имеют силу, только пока я с ними. По одиночке снесет любого из ландфрида. А с падением небесных, изменой Тафта, реальной силой обладает лишь Стенсбери. Слишком жадный для того, что бы с ним воевать. Перекупить алчного извращенца выйдет дешевле. А потом... Кто знает? Может упадет с коня, подобно старому Лису. Да... Раньше умели шутить. И если бы барон Стенсбери был ровесником Лиса Фрейзера - его бы наверняка звали Львом.

Гастман не смог припомнить ни одного зверя, подходящего для высмеивания прославленной жадности и похоти барона, но не стал на этом задерживаться.

Да, Львом. Как самого храброго и благородного...

Губы графа скривились в презрительной усмешке. Он вглядывался в город, раскинувшийся перед ним. И видел целое графство. А потом... Кто знает? Может и всю страну?

Страну... Интересно, что видят сейчас эти беспомощные гордецы? Эти напыщенные дворянчики в залатанных портках и драных кафтанах... Те, что поумнее уже давно знают, что ландфрид - ширма, за которой прячется Гастман. Пусть я порой пускаю туда еще кого, поиграть, подергать за ниточки теша самолюбие. Но некоторые, наверняка, не видят очевидного. Попросту отворачиваются и закрывают глаза мозолистыми ручонками...

Феодал-наместник Кардана взглянул на свою правую ладонь. Крупная, но изящная, с длинными, чуткими пальцами, безукоризненно белая и без малейшей потертости. Лишь белая нить застарелого шрама пересекала четыре пальца памятным пунктиром, отражаясь на ладони более широким, розоватым рубцом со следами стежков. Граф хорошо помнил битву под стенами Нима. А предшествующую ей осаду - помнил еще лучше. Клинок неудачливого убийцы, метившего в грудь, лишь ранил руку. Достаточно быструю и сильную, что бы отклонить удар, а после свернуть шею горе-заговорщику.

И я вполне могу повторить. Не ответившие на мой призыв к драке - сейчас хоронятся по углам. И, кто знает, быть может не всеми двигала трусость? Может кто даже решится на отчаянный шаг, отважится противиться мне? Игрушечные лорды, управляющие своими крохотными городками, переставляющие жалкие кучки бойцов, словно возясь с оловянными солдатиками... Знают ли они, что такое осада? Когда древние стены больше не защищают от врага, а превращают в узника. Оставляя запертых внутри грызться между собой как злобные крысы, щелкая зубами в темноту и пожирая упавших. Я могу напомнить об этом. Ведь сам не забуду. Пятьдесят три дня за стенами Нима...

Обычно полуприкрытые, словно скучающие глаза Гастмана на секунду расширились, отражая все увиденное и пережитое в то кровавое время. Когда он раз за разом отбрасывал атакующих железных львов.

Есть во всем этом некая ирония. Но в политике не может быть вечных врагов или постоянных союзников. Не завидую Ботрайту, хоть и презираю этого выскочку. И вдвойне жалко смотрятся лайонелиты, столько времени ковыряющиеся на перевале. Как бы там ни было - их держат всего полторы сотни дремучих мужиков, пусть даже под командой толкового ублюдка. Ну ничего, уж я то помню, что на одном упрямстве вечно не высидишь. Близится эпилог, рано или поздно - я получу свое.

Предрассветные сумерки еще не расцвели теплыми тонами восходящего солнца, но видимость уже была достаточной. Достаточной для того, что бы продрогший за ночь часовой, лениво патрулирующий территорию, различил подсыхающие следы крови на бесплодной, каменистой почве.

Дежуривший в этот ранний час лейтенант Картер Дей с кислой миной выслушал доклад об очередной находке. И теперь, брезгливо рассматривая изувеченное тело, раздумывал как поступить. Пренеприятнейшая ситуация еще недавно вызвала бы серьезный переполох, но сейчас, после всех предшествующих событий, лейтенант не был уверен, стоит ли будить из-за этого капитана. Труп, найденный в каменоломне, был уже третьим за последние две недели. Да и сам командир гарнизона был не в лучшей форме...

- Ну и где, черт возьми, его ноги? - негромко спросил один из бойцов, уже собиравшихся вокруг найденного тела.

- Где-где... - передразнил кто-то неприятным голосом. - Сожрали ноги то. У этого было че жрать. Смотри, до сих пор пухловат, хоть и схуднул в два раза.

Лежащий на боку боец, вернее - все, что от него осталось, и правда был несколько полноват. Дей не уделял лишнего внимания разглядыванию солдат, но помнил, что этот раньше был реально толстым. Запыленное, небритое лицо хранило следы побоев. Один глаз, приоткрытый и жутко помутневший, как у тухлой рыбы, будто бы удивленно косился на собравшихся. Лейтенанту даже пришло в голову, что так убитый бугай немного похож на Флойда - одного из немногих солдат, к которым он порой обращался по имени.