Кэтрин Мур - Черные боги, красные сны

Но вот на ошеломленном лице Гийома проступила улыбка. Он окинул опытным взглядом ее высокую стройную фигуру, и глаза его заблестели. Гийом вдруг широко раскрыл рот и во все горло расхохотался. Голос его, напоминавший рев быка, звучал весело и добродушно.

— Черт подери! — проревел он,— Встретим воина как подобает! Во что же, красавица, ты оценишь свою жизнь?

Она послала ему очередное проклятие.

— Ах вот ты как? Такие миленькие губки — и такие неподобающие слова... нехорошо, красавица. Не стану спорить, сражалась ты храбро. Лучшего противника у Гийома еще не было, а вот хуже, чем ты, было столько, что и не перечесть.

Он гордо выпятил свою широкую грудь, и из его бородки снова проглянула лукавая улыбка.

— Ну, подойди же ко мне, моя прелесть,— велел он,— держу пари, губки твои слаще, чем твои слова.

Вдруг Джирел ударила каблуком по ноге одного из охранников, так что тот взвыл от боли, и, воспользовавшись моментом, вырвалась из его рук. Тут же она ударила коленом с металлическим наколенником другого охранника. Получив свободу, она бросилась было к выходу, но не успела сделать и трех шагов, как ее перехватил сам Гийом. Она сразу почувствовала на себе его крепкие руки и тут же принялась лягаться острыми каблуками; но эти удары не могли причинить ему никакого вреда, так как он был в доспехах. Джирел извивалась как сумасшедшая, отбиваясь коленями и шпорами, безуспешно пытаясь разорвать веревки, связывавшие ее руки. Гийом же только хохотал, кружа ее по залу, и довольно ухмылялся, встречая взгляд ее яростных глаз. Затем он отвесил ей мощную пощечину и впился губами ей в губы. На время поток ее ругательств прервался.

— Силы небесные, это все равно что поцеловать острие меча,— сказал Гийом, оторвавшись наконец от Джирел.

Джирел что-то неразборчиво прорычала, откинула голову назад, как змея перед броском, и вцепилась зубами ему в горло. Укус пришелся буквально в паре сантиметров от вены.

Гийом не издал ни звука. Твердой рукой он схватил ее за голову, которой она мотала, как безумная, сжал своими железными пальцами ее челюсти и заставил-таки Джирел разжать зубы. Затем отпустил, заглянул в ее горящие глаза, взгляд которых так и обжег его иссеченное шрамами лицо, ухмыльнулся и тяжелым кулачищем ударил ее прямо в лицо. Джирел пролетела несколько метров и без чувств упала на флаги.

Джирел открыла глаза. Ее окружала кромешная тьма. Какое-то время она лежала неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Постепенно к ней возвращалось сознание, она вспомнила, что произошло накануне, закрыла лицо руками и, тихонько выругавшись, всхлипнула. Замок Джори пал. Не в силах поверить в случившееся, она застыла без движения, глядя в темноту.

От мрачных мыслей ее отвлекли чьи-то шаги: кто-то неподалеку ходил взад-вперед по каменному полу. Она приподнялась и прислушалась, пытаясь понять, в какой части замка ее, хозяйку Джори, посадили под замок. Джирел догадалась, что это шаги часового. Должно быть, ее бросили в одну из крохотных камер главной башни. Она осторожно поднялась на ноги, и с губ ее снова сорвалось проклятие: закружилась голова и кровь застучала в висках. В кромешной тьме она ощупала стены камеры. В углу стоял небольшой деревянный табурет. Слава богу, облегченно вздохнула она и, ухватив его за ножку, бесшумно прошла вдоль стены и остановилась у двери.

Часовой потом рассказывал, что из темницы до него донеслись жуткие крики о помощи, которые он вряд ли когда-нибудь забудет. Он хорошо помнил, что отпер дверь. Что было дальше — полный мрак. Его нашли в запертой камере с проломленным черепом.

Джирел бесшумно поднималась по темной лестнице северной башни. Сердце ее жаждало крови. В жизни ей не раз доводилось испытывать ненависть, но сейчас буквально все ее существо содрогалось от бешеной ярости. Во мраке ночи ей все время мерещилось насмешливое, исполосованное шрамами лицо Гийома, его сверкающие зубы, рот, обрамленный бородкой. Она все еще чувствовала на губах его отвратительный, тяжелый поцелуй, тело помнило его мощные объятия. От приступа дикого бешенства у нее даже в глазах помутилось, и пришлось опереться рукой о стену, чтобы устоять на ногах. Она шла, а перед глазами ее плавали красные круги. Но скоро это прошло. Она усмирила свои эмоции, и тогда у нее в голове мелькнула одна замечательная мысль, от которой у нее даже дух захватило. Дрожа от возбуждения, Джирел расправила плечи и, оскалясь, как волчица, продолжила путь.

Взглянув через бойницу в стене на звезды, она догадалась, что близилась полночь. Никем не замеченная, Джирел бесшумно поднялась по лестнице. Ее комнатка на самом верху башни была пуста. Даже служанка, которая всегда спала на соломенном тюфяке, куда-то спряталась этой ночью. Джирел сама сняла с себя доспехи, хоть для этого ей пришлось изрядно потрудиться. Ее замшевая рубаха из оленьей кожи вся была пропитана потом и кровью. Она с отвращением зашвырнула ее в угол. Глаза ее уже не горели холодной волчьей яростью, и лишь в глубине их таилось едва сдерживаемое пламя. Натянув на себя через взъерошенную рыжую голову чистую рубашку, она улыбнулась и облачилась в короткую тунику-кольчугу. Закрепила на ногах наголенники, которые некогда принадлежали одному легионеру,— они достались ей по наследству еще с тех времен, когда Рим правил миром. На ремень повесила кинжал, в руки взяла, вынув его из ножен, свой двуручный меч, вышла из комнаты и снова стала спускаться по лестнице вниз.

Она знала, что этой ночью Гийом со своими воинами будет праздновать победу в парадном зале. Джирел догадалась, что большинство ее врагов наверняка уже мертвецки пьяны и спят без задних ног — в замке стояла гробовая тишина. Она со злостью представила, сколько бочек прекрасного французского вина, должно быть, перевели эти негодяи. В голове ее промелькнула мысль, что такой решительной женщине, как она, да еще вооруженной мечом, ничего не стоит подпортить им праздничное настроение, прежде чем они смогут ее схватить. Но она тут же отбросила эту идею: Гийом, конечно же, повсюду расставил часовых, да и потом, было бы глупо променять только что обретенную свободу на такие пустяки, как простая месть.

Итак, она спустилась по темной лестнице вниз, прошла через центральный зал, где спали сраженные вином воины, и свернула в тускло освещенную часовенку, бывшую предметом особой гордости жителей Джори. Джирел надеялась найти там отца Герваса, и предчувствие ее не обмануло. В своих темных одеяниях он стоял, коленопреклоненный, у алтаря, и звездный свет падал на его тонзуру сквозь узкое окно.

— Дочь моя! — пролепетал священник, поднявшись с колен.— Дочь моя! Неужели тебе удалось сбежать? Подожди, я сейчас же приведу тебе коня. Если ты проскользнешь незамеченной мимо часовых, к утру уже будешь в замке своего кузена.