Кэтрин Мур - Черные боги, красные сны

Виток, еще виток вниз, еще и еще. Скользила она быстро, но ей было известно, что путь этот будет долгим. В первый раз они с Гервасом даже испугались, что у них не хватит сил подняться обратно, и попытались остановиться, пока не поздно. Но оказалось, что остановиться невозможно. Джирел было попробовала, но ее вдруг охватила такая болезненная слабость, что она чуть не потеряла сознание. Словно она хотела на полпути остановить необратимый природный процесс. Двигаться можно было только вперед. Ей казалось, что сами атомы ее тела заныли, застонали, словно протестуя против возвращения к прежнему состоянию.

А вот путь наверх, обратно домой, оказался совсем не трудным. Изнурительный, конечно, подъем, что и говорить, снова виток за витком по бесконечной спирали — и вновь они не могли не заметить какое-то жутковатое, сверхъестественное отличие углов и уклонов шахты от всего того, что им было известно. Джирел и Гервас с удивлением заметили, что безвестные строители шахты словно бросали вызов законам тяготения, по крайней мере, там эти законы были бессильны. На обратном пути их снова тошнило, кружилась голова, но, несмотря на это, им казалось, что они поднимались по шахте вверх так же легко, как и спускались вниз; не исключено, что там вообще такие понятия, как верх и низ, отсутствовали.

Постепенно тоннель выровнялся и пошел горизонтально, и это была самая неприятная часть путешествия. Должно быть, благодаря этому замедлялась скорость полета существ, для которых он и был построен. Тоннель был так узок, что Джирел было не развернуться, и потому ей пришлось пятиться на четвереньках подобно раку. Она с облегчением вздохнула, когда наконец ноги ее окунулись в пустоту, и, выскользнув из тоннеля, встала на ноги в полной темноте.

Она постояла немного, собираясь с духом. Да, вот здесь начинался тоннель, в котором они с отцом Гервасом были много лет назад. Совершенно случайно они обнаружили это место, и лишь их исключительная храбрость завела их так далеко. Гервас прошел гораздо дальше, чем Джирел, и приказал ждать его; тогда она была моложе и послушнее, а когда он вернулся, в лице его, освещенном факелом, не было ни кровинки, и он велел немедленно возвращаться.

Джирел осторожно, на ощупь пробиралась вперед, вспоминая, что она тогда видела там, в темноте. Сердце ее замирало от тревоги, и она никак не могла избавиться от мыслей о том, что же такое увидел в тот раз отец Гервас и почему он так торопливо вернулся назад. Она много раз пыталась заставить его рассказать, но он всякий раз отделывался туманными фразами. Должно быть, это где-то здесь — а может, подальше? Тишина кругом стояла такая, что казалось, будто заложило уши.

И вдруг темнота над ее головой пришла в движение. Да-да, именно так: эта бесконечная твердая тьма легко, почти неощутимо сместилась, сдвинулась. О боже! Это что-то новенькое! Одной рукой она схватилась за крестик, висевший у нее на груди, а другой покрепче сжала меч. И вот эта зашевелившаяся тьма надвинулась на нее, некие силы подхватили ее и закрутили, как ураган, ударяя о стены и воя в уши, словно тысячи бесов. Неукротимый вихрь темноты нещадно колотил ее, трепал волосы и кричал в уши мириадами голосов об ужасах, которые могут привидеться только в ночных кошмарах. В голосах этих было столько страха и одиночества, что Джирел стало их даже жалко. Слезы подступили к ее глазам, и она содрогнулась от несказанного ужаса, ведь этот смерч был наделен каким-то живым, энергичным и страшным инстинктом. Нечто живое носилось в темноте подземелья, и от этой дьявольской силы вся плоть ее содрогалась, а душа потеряла покой, растревоженная несчастными, безумными голосами, завывавшими в ветре там, где, казалось бы, никакого ветра быть не могло.

И вдруг ураган прекратился. В мгновение ока все стихло, и ни единый звук, даже шорох, не напоминал более о нем. Ошеломленная, она стояла, сжимая меч в руках, будто он мог спасти ее от этой напасти, появись она снова, а по лицу ее бежали слезы. Бедные, несчастные создания, чьи голоса так жалобно стенали. Она вытерла слезы дрожащей рукой и крепко сжала зубы, стараясь побороть слабость. Только минут через пять она наконец взяла себя в руки. Ступая нетвердым шагом, Джирел продолжила путь, и охватившая ее дрожь постепенно утихла.

Она ступала по сухому, гладкому полу, который едва заметно шел под уклон. Куда, в какие неведомые глубины ведет эта подземная тропа? Вновь уши ей заложила полная тишина, но Джирел продолжала напряженно вслушиваться, ожидая услышать что-то еще, кроме звука ее мягко ступающих сапог. Вдруг ей показалось, что она наступила на что-то мокрое. Она нагнулась и протянула руку. Почему-то ей пришло в голову, что если б здесь было светло, лужа эта была бы непременно красного цвета. Она нащупала рукой чей-то огромный след — вывернутый наружу тремя растопыренными пальцами, словно здесь прошла огромная лягушка. След был совсем свежий. В памяти ее живо всплыл образ твари, которая мелькнула тогда, в первый раз, в неверном свете факела. В тот раз она хоть прихватила с собой факел, сейчас же стояла, как слепая, в кромешной тьме, которая для этого чудища была родной стихией...

На секунду она, знаменитая Джирел Джори, эта фурия, пустившаяся на поиски дьявольского оружия, чтобы отомстить своему злейшему врагу, почувствовала себя испуганной женщиной, оказавшейся один на один со зловещей тьмой, таившей неведомые опасности. Уж очень ярким было то воспоминание... Но тут перед глазами всплыло презрительное, хохочущее лицо Гийома, его мерзкая короткая бородка, аккуратно обрамляющая подбородок, его ослепительно сверкающая белозубая улыбка, и в душе ее вспыхнуло жаркое пламя: она снова стала Джирел Джори — неукротимой, мстительной и бесстрашной. Она пошла медленнее, на каждый третий шаг на всякий случай взмахивая мечом: мало ли какому-нибудь чудовищу взбредет в голову неожиданно схватить ее своими могучими лапами. Только вот с тыла она была не защищена, и по спине у нее бежали мурашки.

Тоннель все не кончался. Руками она чувствовала холод каменных стен, а поднятый меч то и дело задевал за потолок тоннеля. У нее было такое чувство, будто она вслепую пробирается по подземному ходу, прорытому гигантским червем, она почти физически ощущала тяжелую толщу земли над своей головой. Ей казалась, что земля давит на нее, и от этого чувства у нее сжималось сердце — она даже принялась молиться: Господи, сделай так, чтобы этот проклятый тоннель поскорее кончился, все равно уж, что там ожидает ее в конце его.

Когда же тоннель все-таки подошел к концу, случилось нечто настолько странное, что и во сне не приснится. Немыслимо гнетущее чувство тяжести вдруг исчезло — словно с души свалился огромный камень. Тонны и тонны земли над ее головой больше не давили на нее всем своим весом. Стены будто раздвинулись, гладкий пол кончился, и ноги ее споткнулись о булыжник. И тьма, только что застилавшая ей глаза, тоже неописуемо преобразилась. Теперь это была не тьма, а пустота, не отсутствие света, а полное ничто. Бездны разверзлись вокруг нее. Она по-прежнему ничего не видела, но знала, что стоит на пороге некоего беспредельного пространства, остро ощущала то, чему нет имени, и тщетно сопротивлялась этому небытию, простиравшемуся перед ней. Вдруг она почувствовала, как что-то больно сжало ей горло.