Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы (СИ)

– Давно?

– С ночи сидим. Я к нему с вестями, а он – вон какой.

– Ты сегодня вернулся?

– Вернулся с неделю, ну, пока отдохнул с дороги… малость приустал с этими тельхинами… потом то до се… да и тебя дожидался – обговорить.

Ясно. Опять, значит, по нереидам бегал, кровь разгонял.

В зале царили тишина и смятение. И цветы. Омерзительные, разных окрасок, крупные, с кулак, свисающие со стен, покрывающие пол, отчего он казался отвратительно мягким, перевитые игривой зеленью – этот источающий нежно-убийственное благоухание ковер странно сочетался с общими настроениями.

Нимфы тряслись, как в лихорадке, пытаясь прикрыться стеблями растений, которые были сорваны здесь же. Из углов слышался дробный стук копытцев сатиров – донельзя жалобный. Несколько молодых титанов и титанид старались держаться ближе к стенам пещеры, хариты и музы меняли томные позы ужаса – одна лучше другой – Деметра замерла в неподвижности, не соображая, что стоит слишком близко к центру зала. Божества мелких речушек, озер и гор позамирали, словно птички, увидевшие змею с разинутой пастью.

Посреди зала восседал Зевс и подчеркнуто страдал, обхватив голову руками. Глаза у Кроноборца были мутными и осмысленными лишь наполовину. Ноги раскинуты. На лице – странно смущенное выражение: будто ждет от окружающих каких-то деяний – то ли порицания, то ли сочувствия – и теперь не понимает, почему нет ни того, ни другого.

– Пойдешь? – уточнил Посейдон.

– Народу много. Убрал бы ты их.

Посейдон только зафыркал с особой жизнерадостностью и остался позади. Я двинулся к Зевсу, слыша иступленный шепот Жеребца на ушко какой-то наяде: «Ну, все. Аид вернулся, они ж тут ползала вдвоем пережрут!» Писк наяды показал, что Посейдона все же кто-то еще воспринимает всерьез.

Или меня.

«Аид… суровый… угрюмый… вернулся… ой, мамочки… сам, что ли… Аид…» – стремительно растекалось по мегарону с каждым моим шагом, но движения к двери пока не было заметно. Немногие здесь могли похвастать, что виделись лицом к лицу с мрачным братцем Кроноборца, умеющим (и это я тоже слышал) вытягивать душу своим пронзительным взглядом.

Зевс с мутным ожиданием в глазах наблюдал, как я двигаюсь к низкому столику, где стояли вода, молоко, вино, нектар и амброзия.

– Радуйся, брат, – слова сопровождала неуместно громкая отрыжка. Публика шарахнулась.

Я налил в кубок воды и вернулся к трону. Подошел вплотную: брат еще никем не правит, а я никогда не разбирался в церемониях.

Протянул кубок ему.

– Запей.

В зале исчезли даже испуганные шепотки: вот сейчас кровожадный брат светлого Зевса выкинет нечто крайне ужасное.

– А то еще не в то горло пойдет или пучить будет, – продолжил я.

Зевс, глядя прямо перед собой, осушил чашу.

– Осуждаешь.

Я неторопливо отправился к тому же столику. Не менее шестидесяти пар глаз с нарастающим ужасом следили за каждым моим шагом.

– Одобряю. Туда ей и дорога.

Зевс прикрыл рот, сдерживая икоту. На этот раз я на четверть наполнил чашу вином, разбавив водой. Вернулся к трону, по пути коротко взглянув в зал: Посейдон хорошо знал свое дело, лишняя публика покидала помещение бегом. Сунул чашу в руку нашему предводителю. Тот отхлебнул и перекосился.

– Напрягись и перевари, – посоветовал я. – А то знаешь, что бывает, когда глотают живых.

– Не знаю, – буркнул младший. – По этому делу у нас ты с Посейдоном. И Гестия. И Деметра, уй… Деметра…

Деметра, зал не покинувшая, почему-то зарделась. Произраставшие у трона розы зашевелились и запахли еще более одуряюще.

Вернулся Посейдон, радостный до кончиков волос.

– Сбежали от расправы, – сказал он. – На Деметру видел, как смотрели? Как в последний раз. Ну, брат, так ты скоро Крона затмишь…

Он немного подумал и добавил:

– Аиду уже и затмевать некого.

Зевс сжал виски и тихо застонал сквозь зубы.

– Понимаю, – сказал я. – Тяжелая пища.

– Ничего… не понимаешь… Я же ее съел. Жену.

– Это как раз все поняли, – робко вставила Деметра.

– Да я не хотел! Предсказание это… – мотнул головой, словно отгоняя муху. – Мойры предсказали, Фемида вот подтвердит, было при ней… что Метида родит сына, который…

Гестия подбежала к нему с чашей нектара, и несколько секунд мы просто следили за тем, как он пьет. Сын, который свергнет отца. Предсказание. Из вечности в вечность, из года в год… что это? Проклятие всех, кто порожден Ураном-небом? Горе матерям: убить их до того, как они успели родить! Горе детям: сожрать их сразу же после рождения!

Пятно Крона и его детей? Прошлое пытается истребить настоящее, чтобы никогда не настало будущего.

– Она ждала ребенка, – тихо и очень жалостливо проговорила Гестия, отнимая чашу от его губ. Зевс кивнул, глаза у него прояснились.

– Ждала, – сказал тихо. – Ребенка. Думал, расправлюсь с ним, когда родит. Что делать – это-то уже ясно, отцом показано…

Желваки на лице взыграли, словно морские волны, делая младшего – старшим. Старше меня.

– Пошли в спальню, – продолжил он. – Разговаривали. Она у меня любила, когда я ей ласковые слова говорил… Задремала. А я ее съел. Вдруг.

Я подавил неуместный смешок. Посейдон давить не стал: заржал радостно и во весь голос, словно освободившись от мучившего гнета.

– Ты б на ночь фиг у Деметры попросил, что ли, – прохрипел он. – Или нектара взял, а то приступы голода…

Зевс чуть покривил угол рта и взялся за лабриссу[4]. Она, оказывается, лежала тут же, под рукой. Посейдон и не думал униматься, мотая головой и бурля жизнерадостностью.

– Как пошло-то хоть? С одного раза или того… чесночком приправлял?

Хаос предвечный, в кого ж он уродился такой!

– Гнев? – спросил я.

Зевс подумал и покачал головой. Он потирал висок, будто дырку в нем собрался проковырять.

– Что тогда?

– Не знаю. Показалось, что это правильно. Взял и съел, – он опять потер висок. – А ты вернулся… и как?

– От Страта две тысячи в пути, кентавры Пирра тоже на подходе. Все стекаются к Золотой Долине, и остается только выяснить…

– Горы или равнина?

– Горы или равнина.

– От Крона не укрылось, что мы войско собираем, – это уже отфыркавшийся Посейдон. – Он нас у Офриса ждать не будет. Вроде как пока еще ничего, но только что-то в лесах у Хрисопотамии[5] живность начала переводиться. Какая не переводится – та мрет.

– Горы там невысокие, зато – стеной. Можно поставить крепости… ловушек наделать. К Олимпу он точно не пройдет.

– Да плевал он на твои крепости, у него сейчас десяток драконов – не меньше. Перелетят и поджарят со спины.

– Кто тебе сказал, что у него драконы?

– А что? Ну, Нот проболтался, из ветров[6]. По пьяни, конечно, и случайно, и потом он рот захлопнул, но я думаю…