Джей Рейнхарт - Янтарный Пепел (СИ)

Сама идея бунта была крайне нелепой. Пусть я и не могла согласиться со всеми решениями Древних, ставя под сомнение их методы, бунтарский дух во мне спал крепким беспробудным сном, и отказывался приходить на помощь даже в стычках с Гюнтером, что уж говорить о всей правительственной верхушке. Либо великая тайна семьи Блумфилд, напряженно повисшая в воздухе, действительно имела какое-то скрытое знание, способное подтолкнуть меня к верной тропинке, либо бабушка сошла с ума, поддавшись паранойе. Ни один из вариантов не походил на правду.

Выходные я просиживала в библиотеке, тщетно ожидая появления Глена в надежде расспросить как можно больше о своем даре, но юноша больше не показывался на глаза. Эвон шутила, что он не поддался на мои обольстительные чары, но и душа понимала, причина могла быть лишь одна. Он — Тень, пусть еще и не сдавшая экзамен, а с такими дела лучше не иметь. Хотелось верить, что парень избегал меня, пытаясь оградить от плачевных последствий, ведь на монстра, способного на безжалостное уничтожение, он не походил.

Все три года обучения в Академии Джулианы Томпсон были направлены на то, чтобы научить нас всему для последующей спокойной жизни среди людей. На изобретенных техниками манекенах мы тренировались правильно извлекать душу из человеческого тела, пробуя различные способы и выбирая тот, который ближе. Это заняло практически весь первый год, ведь у многих уходила масса времени прежде, чем удавалось сделать все без осечек. Параллельно Андре Макталь, молодой испанец, едва достигший столетнего возраста, обучал нас принципам внедрения в незнакомый город. Большинство учеников обладали даром Унфа, то бишь умением манипулировать человеческим сознанием, или Дэйреко, чтением человеческих мыслей, что упрощало задачу для них, ведь открывало доступ к воздействию на соседей и созданию благоприятной атмосферы для жизни, просто подстраиваясь под окружение или влияя на него. Таким же, как я или Гюнтер, было труднее. На одном из занятий Андре упомянул, что Тесефи и Эновисон предпочитают оставаться на острове или заключают браки с кем-то, кто способен влиться в человеческую среду.

Второе лето я провела, изучая сущность мортов. Пусть большинство из нас и не столкнется с надобностью убивать себе подобных, каждый, окончивший Академию, знал, каким образом уничтожить сородича. Человеческое оружие было бессильно против нас. Морты обладали быстрой регенерацией, что позволяло за считанные часы заживлять раны, нанесенные людьми. Единственным, что могло как-либо повлиять на тело морта, был янтарь. Крошечный желтый камень, описанный в легендах про банши, предвестницы смерти. Как иронично. Подобно пламени, янтарь обжигал морта, стоило ему коснуться шероховатой поверхности. Техники использовали это знание, создавая оружие, в которое вплавляли янтарный пепел, и обычный металл становился опасным.

Убивать же строго запрещалось без веской на то причины. Один из четырех нерушимых законов гласил: только распознав в сородиче отступника разрешалось вынести приговор и уничтожить. В противном случае это расценивалось как потакание собственным прихотям, и убийцу судил Сенат.

С самого детства всем внушались законы, которым мы обязаны были следовать, что бы ни случилось. Переполняясь смятением, я повторяла их про себя, словно хватаясь за спасительную соломинку, удерживающую меня от ошибки. Сенат всегда прав. Убийство мортов запрещено. Наше существование должно оставаться в секрете. Отношения с людьми караются законом. Это давало мне уверенность в правильности собственных действий. Все остальное не имело значения.

Пришло время обратиться к истокам. Год, посвященный истории. Со временем все труднее становилось отличить правду от лжи, изучая летописи, и Сенат нарек самые старые записи легендами, в которых, быть может, и сохранялась толика истины, но ее было трудно отыскать под тоннами слов, написанных мертвым моритом. Втайне я питала большую надежду найти нечто, что предаст смысла моей особенности.

Разделение всего класса на занятия по управлению своим даром избавило меня от потребности сталкиваться с Гюнтером и Блаской чаще двух раз в неделю на общих лекциях. Да и парочка как-то подозрительно поутихла, погрузившись в изучение легенд о мортах и особенностях нашего рода. Бесспорно, меня это порадовало, но я не спешила ослаблять защиту.

Июнь передал бразды правления июлю, а остров все так же таился под куполом тумана, скрывающего небо, что временами опускался на город и топил прохожих, лишая зрения. На Мортем надвигалась гроза, духотой ощущаясь в воздухе, и меня преследовал запах горелой травы. Последнее лето перед выпуском набирало обороты, а вопросы все еще безмолвно роились в голове, оставаясь без ответов.

Пришло время наведаться к бабушке, чтобы побеседовать с Марой.

***

Ветер носился улочками города, тоскливо завывая, и нещадно хлестал по лицу. Я вся продрогла и куталась в свитер, который, казалось бы, совсем перестал согревать. Оледеневшие от холода ноги не слушались, замедляя шаг, и мысленно я проклинала свое желание пройтись, наслаждаясь потеплением. Внезапно стихия изменила планы, что предвещало бурю, которой никто не ожидал еще несколько дней.

— Шевелись, сладенькая. Всего полквартала.

Ответом на попытку Эвон приободрить меня стало злобное фырканье.

— Тебе легко говорить. Ты-то ничего не чувствуешь, — пробурчала я.

Эвон закатила глаза.

— Только вот зрелище ты представляешь уж больно жалкое.

— Ой, да иди ты, — сквозь стук зубов выругалась я.

Подавляющее большинство членов Сената предпочитало обитать в Здании Правосудия. Никто из мортов не знал наверняка, насколько огромно было здание, но это было первое по величине строение на острове. Второе и третье место разделили между собой Академия и библиотека при ней. Но некоторые Древние жили обособленно, и бабушка была одной из таких. Она присмотрела себе небольшой домик на окраине города, и казалось, понадобилась целая вечность, чтобы до него добраться.

Найдя нужный дом, я на мгновение замерла в нерешительности, разглядывая его. Занавески на огромных окнах были задернуты, а перед дверью валялись письма. Ветер гнул к земле умирающие цветы. Впервые я видела увядшие маргаритки на острове, где ничего не росло без солнечного света. Непригодная почва убивала все, что пыталось привнести краски в черно-белое кино.

Поднявшись по ступеням, я постучала. Несколько мгновений тоскливое завывание было единственным звуком, но вскоре послышался шум за дверью, и та резко отворилась. На пороге стояла бабушка. От удивления мой рот слегка приоткрылся.

— Это что же с ней такое случилось? — недоуменно пробормотала Эвон.