Вера Камша - Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Ч.2

– Помощи! Во имя Кабиохово, помощи! – Она кричит, кричит во весь голос, как никогда не кричала. Стражи смотрят друг на друга, их губы шевелятся, они говорят между собой, они не слышат, а названный Удо ступает на верхнюю ступень. Его спина прямее копья, он не говорит и не оглядывается. Мэллит, давясь криком, торопится следом, воины больше не говорят, один проводит ладонью по лбу, другой отворачивается и смотрит вверх. Его волосы треплет сквозняк, рыжее пламя пляшет, словно в печи, и вместе с ним пляшут тени, но у первородного Удо тени нет! Он мертв, он давно мертв! Его послал спящий в озере, чтобы ничтожная, увидев лицо друга, назвала имя…

– Помощи! – Ноги отсчитывают ступень за ступенью, они не могут остановиться, теплый свет уступает место красному сумраку, они уходят во тьму – предательница и не имеющий тени, но он пришел не за Мэллит. Он ищет свою смерть… Кабиох даровал убитым власть над убившими, а правнуки Его защитили названного Альдо – убийцу, лжеца, клятвопреступника! Как же ничтожная его любила и как теперь ненавидит и, погибая, спасает… Ставшая Залогом умрет, а погубивший ее и многих будет смеяться, пить, целовать красивых и лгать преданным…

– Блистательный ошибся! Мэллит не убивала нареченного Удо…

– Я не знаю Мэллит.

– Она пред тобой! Это я! Я не делала тебе зла… Только не тебе!

– Довольно лжи, Альдо Ракан. Она тебе не поможет.

– Ничтожная не Альдо! Нет!

– Замолчи!

Губы немеют, не слушаются… Во имя Огнеглазого Флоха, почему? Почему сейчас, а не раньше, когда она любила?! Уходя навсегда, она бы верила, что о ней плачут… Она была готова и в Ночь Расплаты, и до нее, а теперь не хочет… Не хочет!

Лестница вьется змеей, обнимая площадку; на изгибе замер еще один воин. Мертвый и высокий, он стоит века, его лицо – шлем, его тело – доспехи, за спиной – секиры и мечи, у ног – щит. Железо помнит кровь и тепло, плач и крики, жизнь и смерть. Теперь жизнь ушла, смерть осталась, смерть, пустое железо и что-то еще…

– Помощи! – Она кричит или шепчет? – Помощи и защиты!..

Кого она зовет, на что надеется? Ее не слышат, не хотят слышать, кому она нужна?! От нее все избавились, о ней все забыли… Робер лгал словами и розами, а когда пришла боль, отослал ее с чужим и холодным…

Скрежет и лязг прорезали тишину. Тяжелая рука медленно потянулась к мечу и рухнула на щит. Железный воин наклонился, словно готовясь шагнуть, и повалился на ступени. Звон и грохот заполнили лестницу, рванулись к высоким сводам, вернулись назад и смолкли. Названный Удо наступил на украшенный двумя журавлями щит и пошел дальше. Замок равнодушно молчал, а тот, кто клялся защищать Мэллит, спал, и его воины тоже спали. Внуки Кабиоховы слышат лишь то, что хотят, помнят лишь о приятном и считают чужие грехи и удачи. Смерть лишает их тени, но не меняет сути.

Лестница кончилась. В сводчатом зале горели факелы, под ними стояли воины, но гоганни не закричала. Здесь ей не помогут: она одна, она всегда была одна. Семья отдала ее достославным из достославных. Мать, отец, дед, сестры – никто не сказал «нет», они думали о себе, угождали сильным и умерли. Она о них плакала. Зачем? Ведь ее никто не жалел…

– Поторопись. – Первородный распахнул дверь, и Мэллит увидела черные башни и припорошенный снегом двор. Ноги Удо не оставляли следов, розовый от восходящей луны ковер был страшен. Мэллит вцепилась в дверь, но скользкое дерево предало. Девушка покатилась вниз по ступеням, снег забрался под одежду, но он не казался холодным. Гоганни поднялась на четвереньки, глядя на враз позеленевшую луну. Влажный ветер бросил в лицо запах лилий и негаданное тепло, негромко фыркнула лошадь. Девушка затравленно оглянулась и увидела коня. Оседланный и одинокий, он стоял у стены. Его шкура была двуцветной, а грива длинной и белой, как волосы старухи.

Влажное тепло обволокло тело свадебным одеянием, которого у ставшей Залогом нет и быть не может, призывно пахли цветы, по лошадиной шкуре гуляли лунные блики. Забраться в седло, послать коня через мост, и их не догонят… Девушка поднялась на дрожащие ноги, но шагнуть не смогла. Вернее, смогла, но не к спасению, а к смерти. Конь был ближе мертвеца, но тело не желало подчиняться, единственное, что удалось Мэллит, это вновь броситься в снег и замереть. Она не хотела платить собой за растоптавшего любовь и не верила обещавшим и предавшим! Названный Робером называл себя другом, а принес цветы обмана. Он спал, когда его господин топтал тело и душу ничтожной. Она думала, ее не слышат, а ее не хотят слышать! Потомок Флоха отдал ненужную равнодушному, а тот лишь рад сбросить обузу…

Девушка затравленно оглянулась: человек без тени остановился, сейчас он вернется. За ней. Мэллит вздрогнула от безнадежной ненависти к предавшим ее и выдохнула:

– Приди! – Гоганни сама не знала, кого зовет, но ее услышали. Конь ободряюще мотнул гривой и потрусил к ней. Мэллит рванулась навстречу, и ей удалось подняться. Незримая цепь лопнула, девушка была свободна. Свободна и сильна, как никогда. Теплый ветер стал сильнее, слаще и безумней запахли цветы, кровь на снегу сменилась зеленью, угасла даже боль в груди. Спину ожег холод, зарычала промешкавшая гибель, бледный луч скользнул по пятнистой конской морде, побежал навстречу.

– Ты… – шипел в спину снег, но Мэллит почти добежала… Ее не догонят. Она спасется сама, без помощи чужих и лживых. Ей не нужны хозяева дома, не нужен названный Робером, не нужен никто! Пусть ее оставят в покое! Навсегда! Мертвый уберется к мертвым, и тогда она вернется. Придет к тем, кто ее оставил без помощи, без любви, без надежды, без утешения… Сколь многие ей должны, она же – никому! Оскорбленные и отринутые превыше любимых и обласканных, не имевшие ничего получат все…

Мэллит вцепилась в зеленую уздечку, рубином полыхнула дальняя неприятная звезда; лошадь с яростным визгом вскинулась свечкой, отшвырнув девушку назад в снег. Гоганни вскочила, и конь отпрянул, дрожа и злобно прижав уши. Он тоже предал…

– Ты обманул сам себя. – Мертвый стоял рядом, его губы кривила усмешка. – Я рад, что ты украл еще и это. Адриан не любил предателей. Теперь тебе не улизнуть даже к Ней.

– Оставь меня! – выкрикнула Мэллит. – Оставь меня, мертвый!

– Да, я мертв. – Гонт так и не открыл глаз, а луна опять стала красной. – И ты мой.

– Нет! – Она еще смогла оглянуться. Белогривая исчезла, только снежную простыню пятнала редкая цепочка следов. – Нет… Пожалуйста… Мэллит не сделала блистательному Удо ничего…

– Просишь? – Бледная щека дернулась. – Поздно!..

Он повернулся, и Мэллит повернулась вместе с ним. Перед ней была стена. Холодная, черная, страшная, а за ней – те, кто ворвался в отцовский дом и выпил из него жизнь.