Вера Камша - Довод Королей

2892 год от В.И.

21-й день месяца Дракона.

Арция. Мунт

О заговоре ездивший в Лагу протектор узнал чуть ли не последним. Александру в очередной раз показалось, что он ослышался, так все было глупо и бессмысленно. Самым же гадким было то, что в дело оказался впутан Гастон Койла, которого Сандер любил с детства. Теперь Гастон собирался его убить... В такое было трудно поверить, но не верить было нельзя. Заговорщики были неосторожны, и их разговор слышало полсотни гвардейцев, не считая обоих Бэрротов.

Антуан времени зря не терял. Послав гонца в Лагу за протектором, он созвал Генеральные Штаты. Город гудел. Несмотря на позднее время, на улицах толпился народ. Горожане вытащили из сундуков шлемы и кирасы, в которых щеголяли во время Войны Нарциссов, и расхаживали по двое-трое с факелами в руках, видимо, в надежде поймать десяток-другой злоумышленников. Это было бы забавно, если б не Гастон, от которого Сандер предательства не ожидал. Койла был предан Филиппу, хотя в этом-то, видимо, и было дело...

Александр с эскортом с трудом пробирались через толпу, вопящую здравицы королю и его защитникам. На душе было мерзко, и не проходило ощущение, что происходящее – очередной дурной сон. Хотя тогда дурным сном была вся жизнь, от первого осмысленного взгляда в зеркало до смерти брата и свалившейся на голову короны. Странно, а ведь корона ему и впрямь снилась, корона, валяющаяся на полу в тронном зале... В том сне было что-то еще, но он позабыл.

Дворец Анхеля был окружен тройным кольцом, это-то еще зачем? Мятеж не мог кончиться удачей, да его и мятежом-то назвать можно было лишь с натяжкой, собралась горстка недовольных, разделила шкуру неубитого медведя и попалась. Но Бэрротам и горожанам нравилось изображать готовность ко всяческим неприятностям. Александр соскочил с Садана, и неудачно, старая рана напомнила о себе, отнюдь не улучшив настроения. В глаза бросилось бледное, взволнованное лицо Артура, явно прикидывавшего, как поудобнее заслонить герцога грудью. Кто-то заорал «Смерть предателям!» – и толпа ответила согласным ревом.

– Артур!

– Да, монсигнор!

– Позаботься, чтоб не начали громить особняки Вилльо и остальных.

Проклятый! Да Артур первый готов броситься на родичей королевы... Но самосуда он не допустит.

– Преступников будут судить, но женщины и дети не виноваты. Кодекс Розы запрещает мстить слабым и беззащитным.

Слава святому Эрасти, этот довод наш доблестный рыцарь понял, вот пускай и займется.

– Прикажите оцепить дворец Койлы и резиденцию кардинала. А здесь хватит сотни дарнийцев.

– Будет исполнено.

– Спасибо, Артур.

– Моя жизнь принадлежит моему сюзерену!

Как мало ему нужно для счастья... Александр Тагэре, прихрамывая, поднялся в Львиный Зал и опустился в ждавшее его королевское кресло. Но он еще не король. Еще нет... Яркий свет, взволнованные лица, гул голосов. Заседание Генеральных Штатов в отсутствие короля открывает канцлер, но канцлера в Арции нет, так же как и короля.

– Граф Бэррот!

Антуан почтительно наклонил голову.

– Прошу вас вести заседание.

А ведь он только этого и ждал. А может, все ложь и никакого заговора не было? Или, вернее, был заговор Антуана Бэррота против Гастона Койлы? Нет, Антуан не сумасшедший, он никогда не поставит себя в зависимость от полусотни гвардейцев, а Артур и вовсе неподкупен. Не нужно обольщаться, заговор был, и сейчас Генеральные Штаты будут судить заговорщиков.

Если бы Александр Тагэре был художником и ему предстояло изобразить аллегорию трусости, он бы возблагодарил небо, пославшее ему таких натурщиков. Эжени Шаре тряслась как в лихорадке. На лице красавицы, у ног и в постели которой перебывал цвет арцийского дворянства, была написана готовность отдаться любому, кто за нее вступится, и даже, если нужно, уйти в монастырь. Обычно самодовольная рожа Клавдия казалось слепленной из скисшего творога, Рогге походил на загнанную в угол крысу, а вид Пандайе внушал беспокойство за состояние его штанов. Реви кое-как держался, но было видно, что дается ему это с трудом. Спокойным был только Койла, невозмутимо слушавший красивый рассказ Антуана Бэррота о том, что произошло в Речном Замке.

Сандер смотрел на лучшего друга Филиппа, ненавидя себя за то, что не обождал с Указом о государственной измене. Не подпиши он его в день прибытия в Мунт, судьба Койлы была бы в его руках. Ты хотел, чтобы никогда не повторилась история с Жоффруа, чтобы обвиняемые не зависели от королевской прихоти? Что ж, смотри, как чужие люди судят того, кого ты любишь с детства, именно смотри, потому что вмешаться, не отказавшись от собственного слова, нельзя.

Гастон погиб. Проклятый, да он все делает для этого! Зачем? Одно дело признаться в том, что можно доказать, другое брать на себя то, в чем тебя не обвиняют. Клавдию с Пандайе не отвертеться, с Эжени все понятно, защити свою женщину и все такое. Но во имя Эрасти, зачем вытаскивать Реви, Рогге и Аганна?! Койла же их ненавидит. Сошел с ума? Не похоже, глаза смотрят осмысленно. Так же он смотрел перед битвой у Тар-Игоны... А Антуан с трудом скрывает свое торжество. Еще бы, милейший граф уже чувствует на поясе канцлерский ключ. И, самое печальное, он его получит, потому что неглуп и потому что Обену восемьдесят один и он почти не встает. И еще потому, что канцлер должен принадлежать к высшей знати и быть человеком в годах.

Ты не любишь Антуана Бэррота, но он умен и, похоже, предан. Он против мира с Ифраной и засилья клириков, а личные пристрастия, Сандер Тагэре, теперь придется оставлять при себе. Ты любил Гастона, а тот... Но с Обеном все-таки нужно посоветоваться. Проклятый. Да он же тут!

Сандер с нежностью посмотрел на огромную расплывшуюся тушу во втором ряду. Обен был хмур, как осенняя туча, но протектору и будущему королю стало чуточку легче.

2892 год от В.И.

21-й день месяца Дракона.

Оргонда. Лиарэ

Герцогиня Оргондская старалась не думать о том, кто и почему ее спас. Неужели тот самый Преступивший, которым пугают детей? Кто еще мог одолеть Предстоятеля антонианцев, и что теперь будет, куда они идут и зачем? Куда им вообще идти? Что станется с Сезаром и Анри? Неужели они так и останутся тиграми? Что там, на площади? Будет ли погоня? У ней осталось жемчужное ожерелье и кольцо. Может быть, кто-то из моряков соблазнится драгоценностями и отвезет ее в Арцию. Сандер – протектор, но рискнет ли он принять у себя Преступившую? Рискнет, Сандер – не Марк, но имеет ли она право стравливать его с антонианцами? С нее наверняка спросят и за Ореста, если с ним что-то случится... Но если не Арция, то куда им бежать? В Эр-Атэв? Клирикам туда хода нет, но кому она там нужна...

В просвете между покосившимися лачугами блеснуло море, герцогиня и ее спутники ступили на узкую прибрежную полосу. Тигры решительно повернули вон из города к высокому мысу, она послушно побрела следом, увязая в сером песке. До мыса было еще далеко, когда один из зверей (Марта не знала кто, отец или сын) глухо зарычал, почти простонал и без сил опустился на землю. Второй растерянно кружил вокруг упавшего, не в силах ничем помочь. Марта присела на корточки, робко коснувшись бархатистой шкуры. Отчаянье, которое она отгоняла все эти бесконечные дни, наконец взяло свое, и герцогиня бессильно закрыла лицо руками.