Ксюша Ангел - Я - хищная. Ваниль и карамель

И зачем я только полезла драться? Поверила, глупая, что сила сольвейга настолько опасна, что и против кена Альрика поможет.

А потом удары прекратились — резко и неожиданно. По инерции, опасаясь новых, я отползла ближе к ритуальному камню и прислонилась к нему спиной.

Дышать было больно, перед глазами поплыли багровые круги. Руки ниже локтя онемели и не слушались. Только и хватило сил прошипеть:

— Хватит…

— Что? — саркастично поинтересовался Крег, прикладывая ладонь к уху. Выглядел он при этом феерично: окончательно испорченный свитер висел ошметками, плоть на правом предплечье выжгло до кости, и кость эта торчала белым оскалом из черной пасти обугленных мышц. Волосы на голове опалились и походили на паклю. Воняло горелым мясом. Только Крег словно не чувствовал боли. — Что, прости? Не расслышал.

— Хватит, — повторила я.

— Мне показалось, ты хотела драться.

— Тебе показалось.

Голова гудела. Я машинально коснулась пальцами виска и испачкалась теплым и липким. Кровь.

Кровь сольвейга прольется…

Болели ребра, оттого вздохи выходили рваными. Крег шагнул ко мне, и я смогла получше разглядеть его лицо. Резкие, топорные черты, прямой нос, острый взгляд. Даже ямочка на подбородке имелась, словно охотник специально подобрал себе «сосуд», внешне походивший на Эрика. У этого мужчины была своя жизнь, но, несмотря на то, что он никак не относился к миру хищных, жизнь эту у него отняли.

Крег больше злым не выглядел. Несмотря на увечья, двигался плавно и уверенно. Склонился ко мне и поднял на ноги. Стон сдержать не получилось. Кроме синяков, ушибов, разбитой головы, мучительно болела жила.

Крег уложил меня спиной на камень. Руки, которые уже почти не слушались, упали плетьми по обе стороны многовековой глыбы.

Все повторяется. Я и камень. Камень и я. Ему нужна моя кровь — кажется, он распробовал ее в прошлый раз.

— Вот так, девочка, — ласково сказал Крег и покачал головой. Убрал с моего лба прилипшую кровь. — Тебе все равно нужно было попробовать спастись, да?

Я и сейчас пробую, только ты об этом не знаешь.

На потолке тени от свечей путались в паутине.

Крег отошел на несколько мгновений, а когда вернулся, в его руках уже был нож.

Страшно. Черт, как же страшно! Всегда ли так страшно умирать? Я всю жизнь спрашивала себя, зачем выживать, если можно просто сдохнуть, а сейчас… боюсь. Боюсь не боли, а того мгновения, когда она перестанет иметь значение. Когда покой и сон станут важнее дыхания.

И чтобы отстрочить этот миг, я шевелю пересохшими губами. Тем более, что ответ действительно интересен.

— Альрик… Как?

Крег улыбается. Эта улыбка скорее мечтательная, чем сумасшедшая. Ему и самому хочется похвастать — глаза горят в предвкушении. И нож опускается вниз. Время не пришло, мои минуты тикают, стекая воском по рыхлой поверхности свечи.

— У каждого из нас есть корни. И, оставляя после себя потомков, великим нужно быть осторожными.

— Потомки у Альрика? — искренне удивляюсь. — Разве у него были дети?

— Дети — нет. Племянник. И тот спасся чудом, потому что великий подчищал за собой тщательно.

— Альрик убил… всех?

Впрочем, тогда ему это было в радость — благодать для того и дана охотникам, чтобы убивать зверушек.

— Не всех, — отвечает Крег, расстегивая мою куртку и задирая свитер. Его пальцы скользят по животу, и от этих прикосновений хочется увернуться. Но я лежу спокойно. Жила болит все сильнее, но я стараюсь не выдать ни страха, ни нетерпения. — Кровных только. Мальчишка отрекся от племени. Вовремя, к слову. А после создал свое. Вожди андвари всегда были очень предусмотрительны. Такими и остались.

— Рик, — прошептала я, но Крег помотал головой.

— Рик Картер трус. А вот Саймон перспективный мальчик. И помогает мне во всем.

Крег тряхнул головой и снова поднял нож. Пристальный взгляд заставил сжаться. И очередная секунда капнула в никуда…

— Пора, Полина.

Я зажмурилась. Наверное, сильные духом смотрят в глаза смерти, не моргая. И до последнего вдоха мужественно стоят на своем.

Что ж, тогда я не сильна. За мгновение до смерти жизни всегда мало. Мало воздуха, взглядов, улыбок, тепла. Воспоминаний. Они стучатся в сознание хаотично, требуя впустить, приласкать каждое. Но их так много, а времени не хватает.

Потому в сознании только шепот Крега. Слова на древнем языке, которые я не понимаю. А тени особенно дико танцуют на потолке ритуальные танцы за мгновение до конца.

Конца не случилось.

Щеку опалило ударом, а в следующую секунду меня сдернуло с холодного камня на не менее холодный пол. Ребра отозвались резкой болью, дыхание перехватило, жилу свело спазмом.

— Паршивка! — яростно прошипел Крег. — Яд.

Я облажалась. План не сработал, Крег почувствовал яд, и я тут умру. Медленно, мучительно, от рук заколотого мной же колдуна. Ирония судьбы? Карма? Хотелось истерически засмеяться, но получился хрипящий кашель. Пальцы скребли по грязному полу, и я судорожно пыталась сесть.

— Что ж, умно, — снова спокойно сказал Крег и присел рядом со мной на корточки. — Не хотела умирать одна? Похвально. Но придется все же одной.

Он легким движением толкнул меня в плечо, и я упала на спину, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на землю.

— Ты никогда не получишь… сольвейга…

Слова нужны были, чтобы чувствовать, что я все еще жива.

— Я терпелив, Полина. И мы оба знаем, что в атли есть человек, который много знает о светлых. — Он усмехнулся. — Все же правильно, что тогда я выбрал кудряшку.

Резко вспыхнувшая ярость смывается болью, и я уже ни о чем не могу думать, кроме пожара внутри. Лежу, царапая ногтями холодный бок ритуального камня атли, будто ища в нем поддержки.

— Мне очень жаль, — тихо и скорбно произнес охотник. — Жаль, что ничего у нас сегодня не вышло.

Страх возвращается, и слезы катятся — горячие, крупные — падают на пол, оставляя на коже мокрые полоски. Боль настолько сильна, что уже почти невозможно определить источник, мысли испарились, и осталась только одна: я хочу жить. Безумная прихоть…

Жертвовать собой было плохой идеей.

— Со мной выйдет.

От звука этого голоса слезы льются сильнее. И горло сжимается, душа рыдания. Зачем же ты… зачем пришел? Разве я зря все это затеяла? Разве те смерти были напрасны? Я же… мы же… защищали тебя… вас…

— Уходи, — выдыхаю зло. Хочется кричать, но стон — единственное, на что я способна. Голова кружится, мир выключается хаотично, затем включается снова, и я цепляюсь за его рваные края.

— Позволь мне спасти девочку, и я дам тебе то, что ты хочешь.

Голос Барта уверен и тверд. Я его не вижу, его скрывает камень, и голова никак не хочет поворачиваться. Мне остаются потолок и тени.