Вера Камша - Кровь Заката

– Ваше Величество… – Маршал был старше на тридцать лет и в свое время катал маленьких Филиппа и Эдмона на отце Веверлея, но Мальвани не был бы Мальвани, поведи он себя иначе.

– Сигнор Анри, зачем вы так? – Филипп присел рядом с маршалом. – Не надо… Только не вы.

– Хорошо, Филипп, – согласился Анри, – что там?

– Там? – Король словно бы не понял, но потом изобразил улыбку и заговорил ровным голосом: – Мы потеряли девять тысяч, они – двадцать, если не больше. Армии Лумэнов не существует. Но Агнеса бежала.

– А мальчик?

– Разумеется, она его прихватила. С ней Батар и тысячи три эскотцев.

– Если ей не помогут Жозеф с Джакомо, то это действительно все. Батар и сынок Фарбье согласятся сдаться, если им дадут гарантии…

– А вот этого не будет, – глаза Филиппа вспыхнули, – я не дам клятву, потому что я не клятвопреступник. А прощенья им не будет.

– Что ты сбираешься делать?

– Вернусь в Мунт. Рауль говорит, так надо.

– Он прав, – подтвердил Анри, – ты пока просто победитель, но король – нечто большее. Ифранка подождет, она сейчас не опасна, а ты должен собрать Генеральные Штаты…

– Да. Я уже послал за матушкой и братьями. Жоффруа теперь герцог Ларрэн и мой наследник.

– А Александр?

– Герцог ре Эстре, но он посвятит себя Церкви.

– Ты уверен? – Соболиные брови маршала поднялись вверх.

– Но он же калека…

– Я тоже теперь калека, но я не буду искать утешения у клириков. Я знаю, что думает Эстела, но Шарло был другого мнения. Пусть мальчик сам решит, кем ему быть. Ему и так тяжело, не отбирай у него еще и право выбора.

– Отец думал иначе? Но он ничего такого не говорил.

– Он вообще мало говорил, Филипп, но я знаю. Да, Александр родился не таким, как все, но он Тагэре, а Тагэре сами решают, как им жить.

– Я понял, – молодой король был серьезен, – Рауль хочет забрать братьев во Фло, я думал отпустить только Жоффруа, поедут оба. А я завтра возвращаюсь в Мунт и хочу взять вас с собой.

– Спасибо.

– Вам можно?

– Да, медикусы ничего не понимают, но я почти здоров. Только, – Анри попытался улыбнуться, – без ноги, но, как сказал нашедший меня воин, скоро сяду на коня. Мне бы хотелось чем-то отплатить ему за спасение.

– Я бы тоже хотел его видеть, – вздохнул король, – он заслуживает награды, но он исчез…

– Его право.

– Конечно. Так вы едете?

– Да… Филипп, ты ведь пришел ко мне не только из вежливости или чтобы узнать, выдержу ли я дорогу?

– Да. Я пришел сказать… Сказать, что вы отныне герцог, а звание маршала Арции ваше пожизненно.

– Спасибо, но маршал Арции прежде всего воин.

– Тогда вы сами назовете своего преемника. Когда вам станет тяжело сидеть в седле.

– Скорее всего это будет Рауль ре Фло. Но ты думал не об этом.

– Монсигнор Анри… Я… – Король посмотрел в светлые глаза маршала и отчеканил: – Я приказал казнить всех знатных пленников, в том числе и тех, которых захватили вы. Я должен был это сделать! Должен!

– А я, – Анри накрыл руку короля своей, – переоделся в тряпки Лумэнов и ударил им в спину.

– Их головы будут выставлены там же, где были головы отца, Эдмона, деда… Анри, я… – Филипп вдруг вздрогнул всем телом и разрыдался, совсем по-детски закрыв лицо руками.

Анри, несмотря на пронзившую все его тело боль, рывком сел и прижал сына Шарло к себе. В конце концов, тому было всего девятнадцать, и он еще мог плакать. Именно сейчас, когда сделано то, что должно, он на краткие мгновения может стать мальчишкой, оплакивающим отца и брата… Не пройдет и оры, и он с каменным лицом прикажет седлать коней, а сейчас на руках отцовского друга прощается и с прошлой жизнью, и с юностью, которая для короля Арции Филиппа Тагэре закончилась в тот миг, когда в его дверь постучался кузен ре Фло.

– Все пройдет, Филипп, – тихо повторял герцог Мальвани, гладя золотистые волосы юноши. – Все проходит, и это пройдет…

Эстель Оскора

Сад закончился, и я бежала по высокой зеленой траве, окропленной золотом одуванчиков. Впереди маячила белая стена, в которой была калитка. Сколько же времени потрачено впустую! Мне было страшно даже подумать, что успели натворить в Арции циалианки и эти сине-скорбящие! Зря меня сюда понесло, я вытянула такую же пустышку, как и Роман, и, как и он, потеряла время… Стена была совсем рядом, когда кто-то крикнул мне «остановись», и я остановилась, с удивлением обернувшись. Это был Эрасти, и вместе с тем это был кто-то совсем другой. Изменилось все – и выражение лица, и голос, и осанка. ЭТОТ имел право приказывать.

«Остановись», – повторил Эрасти. У меня не было ни малейшего желания ослушаться, но и оставаться в саду я не собиралась. Если он собрался идти со мной, а похоже на то, наши шансы резко возрастут, а если он решит остаться, что ж… Его выбор.

– Геро, – он положил мне руки на плечи, – я должен тебе очень многое рассказать. Нет, – он кривовато улыбнулся, – не о ней. С этим не то чтобы покончено, но заперто, и ключ выброшен. Тебе нельзя сейчас возвращаться. И мне нельзя, если мы действительно хотим спасти Тарру…

2871 год от В.И.

9-й день месяца Иноходца.

Арция. Тагэре

Клирик с красивым и строгим лицом в последний раз провозгласил: «Да не коснется ушедших в садах горних, в садах пышных скорбь земная и тоска человеческая» – и замковый иглеций наполнили звуки органа. Маленький лысый брат Валериан был музыкантом от бога, и он очень любил Шарля и Эдмона. Говорят, есть боль, которую не выразить словами. Валериану повезло, он мог излить свои чувства в звуках. Маленький смешной эрастианец, узнав о беде, заперся у себя. Его никто не видел почти два месяца. Когда монах вновь появился, он был бледен, будто побеленная стенка, одежда болталась на нем, как на вешалке, но на лице застыло выражение отрешенного покоя. Свою боль ему удалось излить в реквиеме.

Эстеле Тагэре казалось, что музыкант подслушал то, что творилось в ее собственной душе, подслушал и выплеснул в переполненный иглеций. Здание было немалым, но оно не вместило и сотой доли тех, кто пришел проститься с Шарлем и Эдмоном. Дворы замка и все подходы к нему были запружены людьми. Воины, оборонявшие Тагэре, воины, пришедшие с Бетокского поля с Филиппом и Раулем, нобили с севера, жители Эльты, окрестные крестьяне… Мало кого провожают столько и таких несхожих людей, и уж совсем немного тех, кого оплакивают искренне.

Вдовствующая герцогиня стояла вместе с уцелевшими детьми. Сегодня она хоронила мужа и сына, через кварту бросит серебряные монеты в открытые могилы отца и братьев. Тагэре и ре Фло все-таки победили. Ее старший сын – король Арции, как она когда-то хотела. Как же она мечтала об этом! Направлять красавца Филиппа, подыскать ему достойную жену, стать истинной хозяйкой Мунта, вытравив саму память об ифранской мерзавке. Сколько раз она представляла, что Шарля смертельно ранят в битве, он перед смертью во всем признается, просит прощения, и она прощает. И начинается новая жизнь, жизнь королевы-матери…