Вера Камша - Кровь Заката

Войска нового короля, не встречая никакого сопротивления, заняли Эльту. Филипп снял со стен головы своего отца, брата и дяди и заменил их головами казненных лумэновцев, а мерзавка Диана торжественно объявила, что наконец-то на троне настоящий арциец и настоящий воин. Молодой Тагэре хорош как бог, его обожает вся страна, и что с этим делать, никому неизвестно.

– О чем вы задумались, голубица? – скрипучий тенор мог принадлежать только Жозефу, что подтвердил и нос бланкиссимы. Женщина улыбнулась одними губами.

– Разумеется, Ваше Величество, я думаю об Арции.

– О ней сейчас думают все. – Жозеф уселся в кресло и протянул руку к лежащим на столе фруктам. Скупой до неприличия, король никогда не упускал случая подкрепиться за чужой счет, даже если это была такая мелочь, как фрукты или орешки.

– И что же о ней думает Его Величество? – Елена была вежлива и доброжелательна, хотя к горлу подползала тошнота.

– Племянница – дура, – изрек король, бросая на стол черенок от яблока, – я не дам ей денег.

– Она вам написала?

– Разумеется. Джакомо, вернее, его нобили готовы спутаться с ней еще раз, но за деньги. У границы земли дружественных лордов, грабить их нельзя, а ждать они не хотят. И правильно делают, живыми выйдет едва ли треть…

– Вы отказали?

– Я не сказал ни «да», ни «нет», – хмыкнул Жозеф, – но она должна понять…

– Агнеса не всегда бывает понятлива, – возразила Елена, умолчав, что в данном случае королева скорее всего поймет, так как знает, что у ее дядюшки в наводнение воды не допросишься.

– Это ее дело. И Джакомо, если он готов раскошелиться, но я бы на его месте притих.

– То есть?

– Я не намерен сейчас лезть в Арцию, – изрек Его Величество, ковыряя в зубах. – Филиппу дел и дома хватит, он, хоть и Тагэре, вряд ли захочет сразу же отвоевывать Сарриж, а там посмотрим… Бросать деньги на ветер я не намерен. Если они имели глупость продуть при таком преимуществе, то теперь и подавно в лужу сядут. Да и Мальвани, говорят, вот-вот в армию вернется, а я с ним дела иметь не желаю! Странно он как-то Батара уделал, нужно разобраться. А пока я не пойму что и как, будет мир.

– Мир? – Елене показалось, что она ослышалась.

– Мир, – буркнул король, – если Филипп подпишет нотацию, я ему даже отступного дам, а там поглядим…

– А Агнеса?

– Если у нее что-то получится, я согласен с ней разговаривать, но не раньше, чем она будет в Мунте, а Тагэре на плахе. Я воевать не намерен, значит, будет мир, даже если за него придется платить золотом.

– Возможно, вы и правы, – пожала плечиками Елена. Лично ее мир не устраивал, потому что в Арции заправляла Диана, хотя… Нужно посмотреть, поладит ли красавчик король с этой кошкой. Если да, то Тагэре на троне делать нечего. Нет – она поддержит Жозефа в его небывалом миролюбии, знать бы еще, откуда оно у него…

2871 год от В.И.

Ночь с 16-го на 17-й день месяца Иноходца.

Арция. Тагэре

Валериану не в первый раз снились мелодии, вот и теперь щемящий напев подхватил и понес его, как поток подхватывает сломанную ветку. Череда рыдающих звуков рвалась к высокому безлунному небу, сливаясь с зовом возвращающихся птичьих стай. Когда растаял последний дрожащий аккорд, музыкант вздрогнул и проснулся. Это нужно было записать, и немедленно! Валериан вскочил и, не одеваясь, бросился к высокой конторке, подаренной ему покойным герцогом. Лихорадочно выводя нотные знаки, музыкант продолжал слышать разлитую в воздухе музыку, словно бы рожденную древним замком. То, что выходило из-под пера Валериана, отнюдь не походило на заупокойную службу, полную смирения и надежд на награду, ожидавшую ушедшего в Вечности. Это был плач земного по навеки утраченному. Наверное, собратья осудили бы лысого органиста за кощунство и нарушение канонов, но он не думал об этом. Всей душой преданный музыке и Тагэре, Валериан старательно ловил бушующую внутри него мелодию. «Плач весенней ночи» – так он это назовет. Ее никто не услышит, кроме тех, кто достоин и кто сможет понять! Лихорадочно засыпая песком лист хаонгской бумаги (еще одна память о монсигноре), Валериан уже понимал, что не удержится и немедленно отправится в иглеций. И хорошо, что стоит глубокая ночь, его никто не потревожит, разве что стражники на башнях, ну да они вряд ли станут прислушиваться.

Маленький музыкант, кое-как натянув шерстяное одеяние, выскочил на улицу и посеменил к иглецию, не замечая ни холода, ни луж, оставшихся после недавнего дождя. Храм встретил запахом курений и белых траурных гиацинтов, которые, чудо из чудес, до сих пор не увяли. У икон слабо мерцали лампадки. Валериан вытащил ключ, намереваясь отомкнуть маленькую резную дверцу, чтобы по узкой витой лесенке подняться на хоры к органу, но замер, не донеся ключ до скважины. В иглеции кто-то был, чуткий слух музыканта уловил легкий шорох на пределе человеческого слуха, да и это странное ощущение, возникающее в темных помещениях, когда в них присутствует кто-то невидимый! Эрастианец с досадой поморщился: надо же, как не вовремя! Кто бы это мог быть? Шорох повторился, но как будто не с той стороны, где раньше. Валериан старательно пригляделся и различил неподвижный силуэт в дальней части храма. Вот оно что! Младший сын погибшего герцога. Надо думать, пришел проведать отца и брата.

Клирик всегда жалел маленького калеку, в свое время он сам немало претерпел от сверстников за свой смешной рост и нашел успокоение только в музыке. Кстати, Александр, даром что ему девять лет, чувствует гармонию куда лучше старших братьев и сестер. Надо предложить Ее Светлости свои услуги, он даст мальчику несколько уроков, может быть, он тоже сможет топить свое несчастье в звуках органа. В любом случае Сандер не помешает, а он и виду не покажет, что заметил маленького герцога. Захочет – подойдет, не захочет – выскользнет из иглеция и отправится к себе.

Музыкант решительно повернул ключ и поднялся к органу, а через мгновение забыл обо всем, кроме родившейся во сне мелодии. Он сыграл ее четырежды, всякий раз что-то меняя, и понял, что она не нуждается в исправлении. Только откинувшись на спинку высокого резного стула, Валериан понял, что рядом с ним кто-то стоит, и обернулся. Так и есть. Горевшие на нотоносце свечи осветили серьезное детское лицо.

– Монсигнору не спится? – улыбнулся Валериан.

– Нет, – просто сказал Сандер, – я уже был здесь, когда вы вошли, но не хотел вам мешать.

– Тебе понравилось?

– Очень, – опустил темные ресницы мальчик, – мне кажется, что я всегда знал эту песню…

– Странно, у меня такое же чувство.

– Святой отец, вы не можете сыграть ее еще раз?

Разумеется, он мог, что и проделал с видимым наслаждением.

– Александр, что вы делаете здесь в такое позднее время? – Герцогиня подошла совсем тихо, и они, захваченные музыкой, ее не услышали.