Вера Камша - Кровь Заката

Собственно говоря, потому-то Агриппина и решилась на чудовищный трюк с Солой – сестры должны видеть, что Виргиния поправляется и в ближайшее время о Рубинах Циалы лучше забыть, а раз так, незачем мешать Генриетте подниматься все выше и выше по церковной иерархии, ведь ее победы – это и победы ордена. Но выдержит ли девочка два дня безумия? Ощущать себя одновременно сестрой Анастазией и Виргинией, говорить, двигаться и думать за обеих, не забывая о том, кто ты сама, это слишком тяжело. А потом будет мучительное пробуждение, во время которого человек вспоминает все самое страшное, что было в его жизни.

Агриппина пыталась избыть это откатное явление, но, увы… Видимо, для того, чтобы вновь собрать насильно раздвоенную личность в единое целое, требуется воззвать к самым сильным потрясениям, через которые она прошла. Возможно, где-то живут люди, у которых сильнейшим чувством в жизни было испытанное некогда счастье, но лично она, Агриппина, с такими не сталкивалась. Бланкиссима глянула на сидящих рядом Виргинию в снежно-белом облачении и Солу, чье платье оживляла вишневая оторочка простой сестры. Еще год, и девочку можно будет возвести в ранг необланкиссимы, как наперсницы и помощницы Ее Иносенсии, но пока рановато. Сестры и так косо смотрят на «выскочку», завладевшую вниманием Предстоятельницы. Знали бы они, что никакого внимания нет и быть не может!

Агриппина с готовностью отдала бы половину отпущенных ей лет (при условии, что этих лет более пяти) в обмен на понимание того, что произошло с Виргинией. Она не сомневалась, что Предстоятельница стала жертвой собственных заклятий, но какие же силы она должна была потревожить, чтобы те полностью разрушили личность самой сильной волшебницы ордена, а ведь Виргиния, без сомнения, приняла все меры предосторожности. Она была невероятно хитра и предусмотрительна, на что же она замахнулась? Агриппина в свое время перерыла все бумаги Предстоятельницы, обнаружила там немало интересного, но не нашла ничего, что, пусть с натяжкой, могло сойти за последнее роковое заклятие. Возможно, она просто не там искала. Ну да ладно! Сейчас главное – ввести в заблуждение сестер.

Первой открыла глаза Виргиния. Все правильно. Сперва ведущий заставляет ведомого сделать то, что нужно, на себя же идут лишь остатки сил. Ее Иносенсия медленно встала, подошла к туалетному столику, распустила все еще прекрасные волосы и тщательно их расчесала. Затем приложила ладонь к шкатулке Циалы, и та открылась. Пока жива одна Предстоятельница, никогда кажущийся простеньким ларец не откроет другая рука. Сколько мучений было с этим, пока из «заклятья покаяния», открытого Скорбящими, не удалось создать заклятие единения. А до этого Ее Иносенсию приходилось чуть ли не волоком тащить к ларцу и открывать его ее руками, а та рычала и упиралась, как взбесившаяся пума. Хорошо хоть эту препону они теперь преодолели.

Виргиния медленно, словно во сне, доставала и надевала украшения. Диадема, серьги с подвесками, ожерелье, браслет, второе кольцо в дополнение к перстню, которое Предстоятельница не снимала с мгновения избрания и до самой смерти. Наконец Виргиния повернулась к Агриппине, и губы на мраморном лице шевельнулись.

– Бланкиссима, я готова…

Этого еще не хватало!

– Сола, девочка моя, ты сейчас Виргиния. Ты жестокая, равнодушная, сильная. Я для тебя только прислужница. Не более того. Не забывай об этом. Для тебя мы все пыль. Ты настолько всех сильнее, что даже ненавидеть нас не можешь. Тебя забавляет вражда между Дианой и Еленой, они тебе не опасны, а смешны. Ты к ним вышла, поговорила с каждой, дала понять, что знаешь все, протянула кольцо для поцелуя и ушла, предоставив мне приводить их оскорбленную гордость в порядок.

– Бланкиссима…

– Сола! Ты должна справиться. Я должна быть среди собравшихся, а больше я никому довериться не могу. Девочка, возьми себя в руки. Так надо!

И она взяла. Собравшиеся циалианки увидели спокойную, расчетливую стерву, которая знала все и про всех (недаром барон Обен был братом Агриппины!). Ее Иносенсия была бледной и слегка погрузневшей, но ума и силы в ней хватило бы на десяток. Агриппина чувствовала разочарование и досаду, охватившие соперниц, когда те поняли, что Предстоятельница им не по зубам. Виргиния небрежно расспросила Генриетту о делах в Кантиске (бедная Гета, она тоже решила, что Виргиния пришла в себя!), заметила Елене, что она пока еще бланкиссима Ифраны, а не Арции, Диане – что ее ненависть к ифранской королеве не должна мешать заботам о душах арциек, а мирийке Дафнии – что святая Циала полагала греховной любую плотскую связь, но связь женщины с женщиной более всего. Сола, следовавшая за Ее Иносенсией с опущенными глазами, казалась бледной тенью, пораженные осведомленностью и жестокостью Предстоятельницы сестры ее просто не замечали. Девочка же помнила урок отлично, и не беда, что голос Виргинии был негромким и невыразительным, в зале Оленя было так тихо, что услышали бы и пробежавшего по стенке паука, если б тот, разумеется, посмел бегать в присутствии Ее Иносенсии.

Наконец все закончилось. Виргиния села в белое кресло перед иконой, изображающей святую. Сестры одна за другой преклоняли перед ней колени, лобызая кольцо и выслушивая тайное Слово, которое должны были исполнить. Затем Предстоятельница встала и удалилась в сопровождении безмолвной сестры Анастазии. Сола выдержала. Теперь ей придется несколько ор просидеть рядом с Виргинией, борясь со сном и наползающими кошмарами, ожидая, пока разъедутся гости и станет можно разорвать связь.

2863 год от В.И.

6-й день месяца Медведя.

Арция. Мунт

Мунт совсем не изменился, по крайней мере Шарлю Тагэре со спины коня казалось именно так. Все та же дружелюбная толпа на улице, жирные голуби на балконах и крышах, величественные здания и аляповатые вывески. Пережитый некогда ужас вкупе с засевшими на троне Лумэнами окончательно оттолкнул герцога от Мунта, который Шарль и раньше не любил. И вот теперь возвращение, возвращение тем более неприятное, что одному Проклятому известно, когда он сможет уехать и сможет ли. Даже жить ему предстоит во дворце рядом с безумным королем, который, если верить Раулю и посланникам Генеральных Штатов, забивается во все щели, прячась от несуществующих кошек. Бедный Пьер! Шарль Тагэре никогда не желал ему зла… Может, завести во дворце собаку и сказать королю, что она прогнала котов? Пусть хотя бы бояться перестанет, если уж король вообразил себя хомяком, то пусть это будет хомяк счастливый, а не насмерть перепуганный.

Кавалькада, состоящая из гвардейцев, нобилей, представителей Генеральных Штатов и воинов Тагэре и ре Фло (Рауль и Этьен настояли на том, чтобы взять с собой небольшую армию, а выборные не спорили, хорошо помня, как Мунт встретил Тагэре прошлый раз), выехала на улицу Святого Мишеля, повторяя дорогу к эшафоту. По спине герцога поползли отвратительные мурашки. Ерунда, теперь часто придется здесь ездить, нельзя позволить старому страху себя подмять, иначе чем ты лучше спятившего Пьера?