Таня Фрей - Хранители. Единственная (СИ)

У них осталось два варианта, и оба были чересчур глобальны. Либо город, либо Штаб. Больше ничто не подходило на роль места идеального преступления. Но они это преступлением не считали и считать не хотели. Эта смерть была бы освобождением.

Связи в Штабе были. Хорошие. И там те, кто должен был, уже были на чеку.

С городом всё обстояло сложнее. Хотя бы потому, что, во-первых, датчик Сандры не передавал её истинного местонахождения и состояния, во-вторых, далеко не все видеокамеры находились в рабочем состоянии. А значит, на него больших надежд возлагать не следовало. Но и исключать такой возможности тоже было нельзя. Всякое ведь могло под руку подвернуться.

Они были уверены, что смерть Посвящаемой – это выход. Они стремились к нему, а он всё сильнее отдалялся от них, дразня, сверкая своей неоновой вывеской над дверью. А они продолжали бежать, надеясь, что когда-нибудь им удастся его догнать. Выход.

Единственно возможный среди несуществующих вариантов.

***

Когда Маркус надел на себя наушники, то окружающий мир словно перестал для него существовать. В стрелковых, в отличие от обыкновенных, с помощью которых люди слушают музыку, действительно ничего не было слышно, а если и было, то лишь что-то, звучащее слишком громко, но еле-еле, тихо-тихо. Как будто то был звук из параллельной вселенной.

В первый раз он произвёл свой выстрел так, словно до этого уже стрелял, как бы напыщенно и идеалистично это не звучало. Но просто он не боялся грохота, который наверняка бы раздался после того, как он нажал бы на спусковой крючок, и отдачи. А если бы боялся, то инстинктивно дёрнулся бы, и пуля в мишень уж точно бы не попала, уйдя куда-то в сторону. Приклад плотно упирался в его плечо, и когда тот роковой выстрел, наконец, случился, то Маркус ощутил лишь плавный толчок. И практически тишину. Без грохота, которым всех пугали.

Вот и сейчас он уже прижимался щекой к прикладу, целясь правым глазом, ловя мишень, которую, казалось бы, и ловить не нужно было: вот же она, неподвижная. Однако, на самом деле, движима была и она, пусть эти движения и были еле уловимы.

Сконцентрироваться не получалось. Чертыхнувшись, Маркус убрал приклад от плеча, глубоко вдохнул, протяжно выдохнул. У него возникало ощущение, будто руки его дрожали, но сказать наверняка, так ли это было на самом деле, у него не получалось.

Адекватно задержать дыхание тоже не выходило. А ведь не задерживать его ему, приготовившемуся стрелять из автомата, было нельзя. При прицеливании. Дышать во время взятия “ровной мушки” – пожалуйста. В последний миг прицеливания – ни в коем случае. Иначе можно было потерять цель.

Инструктор в своё время уделил этому очень много внимания. Видимо, сам в такую ситуацию попал однажды, а потому не хотел, чтобы кто-то повторил его ошибки.

Маркус снова упёр приклад в правое плечо. Щекой ощутил прохладу. Мысленно проклял человеческую природу за то, что зрение не было у людей очень чётким. Таким оно было, средненьким.

Медленно, словно в замедленной съёмке, нажал на спуск. Хотя, конечно, совсем не медленно, а очень даже быстро, вот только это было ясно лишь смотрящим со стороны, а никак не стрелявшему.

Он попал в цель. Не в десятку, но почти. Какие-то считанные миллиметры отделяли его результат и красный кружок посередине.

Маркус отошёл, отложил автомат, снял наушники и вышел в соседнюю комнату, где уселся на скамейку. Он вдруг почувствовал не пойми откуда взявшееся эмоциональное перенапряжение. Как будто он сейчас не выстрелил, а с крыши прыгнул, чудом оставшись в живых.

Маркус вытащил свой телефон и взглянул на экран. Никаких сообщений, никаких звонков – будто бы он никому не был нужен.

Непонятно, почему, но последнее время его посещали лишь крайне мрачные мысли, и избавиться от них никак не получалось. В одиночку их переживать не хотелось. Да и вообще переживать их не хотелось. Заглушить бы. Надолго.

Он открыл контакты и нажал на номер Сандры, сразу приложив мобильник к уху. Стоило ли говорить, что кроме неё по-настоящему у него никого и не было?

После пары гудков она сняла трубку.

– Привет, – сказала она как-то осторожно. Маркус невольно засмеялся. Нервно. Уже который раз за день.

– Как насчёт разговора? – не поздоровавшись, предложил он. – Не обещаю, что за чашечкой кофе, но, может, за весёлым развлечением под названием “научись стрелять и узнай ещё немного того, о чём даже и не подозревал”?

Он услышал, как Сандра громко поставила на стол, вероятно, кружку, потом послышалось, как отодвигался стул, от чего скрипел паркет.

– Меня особенно радует не столько первая, сколько вторая часть названия этого развлечения, – чуть не подавившись словами, сообщила девушка на том конце.

– Я знал, что тебе понравится.

Они замолчали. Маркус думал, что сказать дальше. Сандра ждала, что скажет он.

– Я зайду за тобой, – в итоге выдал он.

– Что-то уж настолько важное? – с некоторым безразличием в голосе спросила она. И Маркус – уже в который раз не за день, не за неделю, а даже, может, за всю жизнь – усмехнулся.

– О, ты даже не представляешь себе, насколько.

***

Мира с довольным видом начала идти не просто так, но вприпрыжку, отчего Элис становилось немного неуютно. Словно она была мамочкой, а Блум – её неугомонной дочуркой, и они шли где-нибудь в общественном месте, у всех на виду, и, откровенно говоря, позорились перед всем белым светом. Не хватало только воздушного шарика в руке Миранды и леденца за её щекой для создания полного образа озорной девчонки.

Вот только настоящего озорства в ней было очень, очень мало. Разве что только отчаянного. И то – это было не озорство.

– Исследуем уровни, сравним их с сектором А, авось что интересное и отыщем, – возвестила она, заворачивая в какой-то коридор на первом уровне. Элис едва за ней поспевала.

– А раньше ты между секторами разницы не видела? – с подозрением поинтересовалась она. Миранда развернулась к ней, начав идти спиной вперёд.

– Не интересовалась, – тут же поправила она.

– А теперь что?

Мира фыркнула, чуть не поперхнувшись.

– Угадай.

Она повернула голову и вдруг остановилась возле какой-то железной двери. Покачала головой, не отрывая взгляда. Постучала носком кроссовка по полу.

– Что не так? – нахмурившись, подала голос Краунштаун.

– Меня смущает знак радиоактивности, – сказала Миранда. – Как-то уж о-очень смущает.

Она щёлкнула языком, переведя взор на панель рядом с дверью, предназначенную для того, чтобы к ней приложили карточку. Растянула губы в странной улыбке, засунула руку в единственный свой карман и выудила оттуда одну из возможных в этих стенах карточку и уже приготовилась её приложить.