Ольга Пашнина - Сырная магия, или Не хочу без любви! (СИ)

— Сырочек, у меня для тебя плохая новость, а для меня хорошая. Твой кот сожрал все креветки, пока ехал в сумке. — А для тебя почему хорошая? — спросила я. — Ну так я не тащил лишнюю тяжесть. — Рикард, ну ты же в курсе, что креветки внутри Котецио все равно остались креветками и ехали с нами? — Ты не даешь мне радоваться жизни, — пробурчал Рик. Котецио сидел под столом, жалобно глядя на меня большими честными глазами. Ругать его ну никак не получалось, а от такого взгляда захотелось погладить и обнять.

— Воспитатель из тебя так себе, — сказал Рикард. Папа насчет кота промолчал, хотя косился недобро. Сколько я помню, просила животных, и мне все время отказывали — папа ненавидел домашнюю живность и особенно шум, который она производит.

Обедали в неловком молчании. Мне так хотелось расспросить о болезни папы, что я едва умудрялась усидеть на стуле. Мама тоже нервно поглядывала на отца, а Рикард хранил спокойствие и невозмутимость. Я понимала, что за едой о таких вещах не говорят, но кусок в горло не лез. И когда остался только вишневый пирог и кофе на десерт, я не выдержала.

— Расскажите мне, что происходит! — потребовала. — Что с папой? Мама открыла было рот, но отец ее оборвал: — Со мной все прекрасно. Твоя мать… — Я способна ответить за себя, Байрон! — взорвалась мама. — И не намерена больше молчать. Посмотри, чего ты добился своей грубостью! Никки и Рикард уехали, мы остались одни, а у тебя пропадает магия! Начни, наконец, доверять своей семье! Я открыла рот от изумления — мама никогда не позволяла себе так говорить с отцом. Она принимала его непростой характер как есть, и в основном соглашалась. Но если уж мама на него кричит, значит, дело и впрямь серьезное.

Но что самое странное — папа вдруг послушался и умолк. Он мрачно смотрел в тарелку и сосредоточенно жевал кусок пирога, а мама начала рассказывать.

— У Байрона пропадает магия. Лекарь сказал, такое бывает в его возрасте и с его профессией. Само по себе это не самое страшное, что может быть, но он ведет себя совершенно невыносимо. Твой отец, Никки, отказывается принимать лекарства, почти не выходит из дома и делает себе только хуже. Мы все привыкли к тому, что Байрон не выказывает эмоций и не всегда тактичен по отношению к другим, но сейчас это уже вышло из-под контроля! Лекарь рекомендовал исключить волнения, принимать зелья и как можно больше бывать на свежем воздухе. Если этого не делать, магия будет уходить быстро и неизвестно, чем все это кончится. Я полагаю, Байрону еще рано умирать, но, похоже, твой отец с этим не согласен. Может, хоть ты повлияешь на его упрямство. Потому что я хоть и готова поддерживать его, не могу силой заставить следить за своим здоровьем. А реальность такова, что без этого мы очень быстро окажемся на твоих, Байрон, похоронах. Рикард слушал маму хмуро, сложив руки на груди. Смотрел куда-то в сторону. Я пыталась поймать его взгляд, потому что мне было просто… страшно, жутко и одновременно тоскливо. Я понимала уже, что не смогу вернуться в Эрстенград.

Есть что-то большее, чем жажда самостоятельности. У меня было полгода для того, чтобы понять, что я из себя представляю, а теперь судьба показала мне на место. Родителей не бросают, даже если их взгляды в корне не совпадают с твоими.

Когда мама закончила, я изо всех сил сдерживала слезы. Отчасти от того, что было жалко папу, прежде сильного и сурового мага, постаревшего за пару месяцев. Отчасти от злости на себя — как я могла позорно сбежать, заставив их так волноваться? Отчасти от того, что Рикард так на меня и не посмотрел.

— Ну что я могу сказать? — откашлялся он, когда разговор стих. — Продавайте дом и поехали. Мы дружно замерли, а я еще и рот открыла. Что… вот так просто “поехали”? — Прости? — опомнилась мама. — Куда мы, Рикард? — В Эрстенград, — хмыкнул он. — Дом продадим дня за три, деньги из банка в банк удаленно перебросим. Дракон будет через неделю, семь часов — и мы на месте. — Вот еще, — буркнул отец. — Никуда я не перееду. Здесь мой дом. — Зря, — хмыкнул Рик. — Море отличное, погода шикарная, городок веселый, газетных листков интересных много. Я не смогла удержаться от легкой улыбки. Внутри разливались тепло и благодарность.

— Я не для того работал… — рыкнул папа, но Рикард его перебил. — А тебя тут держит-то что? Дети неучтенные остались или должен кому? Дочь живет в Эрстенграде, внуки там же будут, друзей особо и нет, а светская жизнь и бренди-вечера и в нашей мэрии случаются. Папа молча открывал рот. Аргументы у него кончились. Я растерянно взглянула на Рикарда, тот подмигнул и, поднявшись, быстро куда-то ушел. Я неуверенно пересела на стул рядом с отцом.

— Поеха-а-али, — протянула я. — Пожа-а-алуйста. Потерлась носом о плечо, вдыхая знакомый запах. — Там есть море, оно очень красивое и прохладное, утром красивый рассвет, а вечером крутой закат. Еще есть подводные пещеры и красивые лагуны, мне друг показывал. Я задумалась: чего бы еще такого рассказать об Эрстенграде? Потрясающий, ведь, в сущности, город!

— Большой дом-таверна, на втором этаже мы живем… Папа презрительно скривился, и я дипломатично оставила эту тему. Он не слишком любил обслуживание и явно до сих пор не смирился с тем, что его дочь возится на кухне вместо того, чтобы степенно ждать мужа с работы.— Я была на свадьбе дочери мэра. — О, — оживилась мама, — ты дружишь с семьей мэра? Ну… как дружу… — Да! — уверенно кивнула я. — Рикард работает с господином Нейстиксом. В мэрии часто устраивают приемы. Скоро будет зимний бал, я приглашена. — Зимний бал в середине зимы, дикость какая, — буркнул папа. — Там позже выпадает снег. Если вообще выпадает… я не уверена. Так вот, я познакомлю вас с Кристианом Эрбенгардом, это глава известного торгового фонда.

Ага, а в прошлом — пират. Но я видела, как в папиных глазах загорается интерес.

А ведь он, в сущности, боялся. Что я не добьюсь ничего, не смогу влиться в общество. Он видел в

этом счастье и, как умел, желал его дочери. Надеюсь, ему не поплохеет окончательно, когда он увидит Дрю и Камиллу.

— Никки, — мягко позвала меня мама, — а скажи, что происходит у вас с Рикардом? Ты живешь у него? — Мы… друзья, — неуверенно произнесла я. — Рикард очень мне помогает и… — Помогает, — хохотнул папа. — Вот значит, какая у тебя мечта? Женой быть не захотела, решила содержанкой? — Байрон! — воскликнула мама. — Знаешь, что?! — взорвалась я. — Мне кажется, папа, ты немного не понимаешь, что я собой представляю! Я больше не ребенок, которому можно приказать, у меня своя жизнь, свои друзья, своя работа! Я приехала, потому что ты мой отец, я тебя люблю и за тебя волнуюсь. Я хочу, чтобы вы с мамой были рядом, я хочу, чтобы ты следил за своим здоровьем, и не хочу присутствовать на твоих похоронах! У меня, знаешь ли, в планах очень много всего, и я мечтала показать тебе внуков — когда буду к ним готова! Но если ты не хочешь принять то, как я теперь живу и кто я теперь, то, боюсь, нам придется расстаться навсегда, потому что я не позволю себя оскорблять! Ты мой отец, а не рабовладелец, а я не содержанка! Если тебе так противно находиться со мной под одной крышей, то будь спокоен — завтра же я уеду домой. Потому что там действительно мой дом. Там люди, которые меня любят и которые ждут. И, как ни странно, им плевать, что у нас не кровное родство! Мама от такой тирады знатно удивилась, а папа выслушал все с пугающим спокойствием. Злость и запал кончились, я почувствовала, что сейчас разревусь, как последняя идиотка. Поэтому я вскочила и, не обращая внимания, на опрокинутый стул, вылетела из столовой.