Татьяна Зингер - Правила эксплуатации ведьмы (СИ)

Не признаваться же, что учительница обрадовалась, узнав о «прогрессе» в ведьмовском

искусстве. Нет, пусть считают меня безопасной. Я справлюсь сама.

Радислав задумался. Ответ его не устраивал, но охотник только процедил:

— Как скажешь.

К полуночи мы выбрались из болота, и я смогла покопаться в содержимом сумки — в

поисках целой одежды. Пока между мужчинами разгоралась перепалка, я выпутывалась из

длинных рукавов старой рубахи и пыталась незаметно влезть в новую.

— Да заткнитесь вы, — с зевком пригрозила я. — Всё равно пойдем. Неужели тебе, охотник, неинтересно побывать в горах?

— Ничуть.

— Ну, тогда… — я не представляла, как переманить Радислава на нашу сторону.

Разве что предоставить ему свободу выбора. Пусть он уйдет, заплутает в дремучих лесах и

умрет от собственного упрямства. Все счастливы.

— Но я пойду с вами.

Лис, благодарно кивнув Радиславу, слабо улыбнулся. Друг углубился в просмотр карты, по

его тонким пальцам проходила волна крупной дрожи. Бедный варрен, если в конечной точке

мы найдем тупик, то от горя он рискует и рассудка лишиться.

— Почему? — пропыхтела я.

Случилось долго ожидаемое: я запуталась в горловине рубашки и пыхтела, стараясь

поддержать некое подобие разговора.

— Я невероятно обязательный мужчина, — приосанился охотник.

Под собственное хихиканье я и свалилась на мокрую от вечерней прохлады траву. Голый бок

обдало холодом.

А завтра нас ждало новое путешествие. И опять, на сей — юбилейный — раз, никто не знал, к чему оно приведет.

Ч2. Пункт одиннадцатый. Ваша симпатия к ведьме — результат богомерзких чар; бесовское

отродье должно быть вам противно.

Лошадей мы нашли, отвязали и известили, что отныне они свободны. Ворон с Тучкой

перспективы восприняли без восторга и попытались пойти за нами, да только увязли в

водянистой почве и побрели в глубь леса. Видно было, как жалко Радиславу расставаться с

верным конем. Он чуть не плакал от огорчения и всё твердил:

— Я с ним уже лет как пять, и он ни разу не подвел. Подчинялся беспрекословно.

Но после махнул рукой, нахмурился, да и замолчал до самого привала.

Пути назад были полностью отрезаны.

В эту ночь сон не шел. Мешало всё: трескотня да шипение костра, затхлый воздух, тяжкие

мысли. А когда спутники удумали, будто предрассветный час отлично подходит для

задушевных бесед (радовало лишь то, что и они не спали), я окончательно поняла всю

неисполнимость мечты выспаться хотя бы раз в жизни. Вначале подумывала присоединиться

к усевшимся возле огня мужчинам, но передумала, обленившись подниматься с нагретой

лежанки.

Как оказалось, не зря.

— Не спится? — тихий голос караулящего Лиса.

— Обстановка не располагает, — так же негромко признался Радислав. — Передай флягу.

Послышалось шуршание. Я немного пожурила себя за подслушивание, но рассудила, что два

взрослых мужлана не способны секретничать, тем более — посреди болота, когда

единственная женщина предается «сладостной дреме». О чем они будут разговаривать? Об

оружии? Скука смертная.

— Что скажешь о конечной цели? — поинтересовался охотник.

— Смутно понимаю, чего ждать. Но уверен, идти надо.

Я аккуратно — чтобы не заметили — перевернулась на другой бок и приоткрыла левый глаз.

Лис сидел, скрестив ноги и подперев подбородок кулаками; Радислав прислонился спиной к

тоненькому деревцу и крутил в пальцах флягу с водой.

— Мания?

— Можно назвать и так, — признался варрен.

— И что ожидаешь найти в горах?

— А что могло бы находиться там?

— Что угодно. — Радислав повел плечами.

— Значит, что-то из этого.

Они замолчали. Я почти разочаровалась в мужских беседах, но буквально сразу охотник

задал новый вопрос.

— Что у вас с ведьмой? — Совершенно спокойным тоном.

Я едва не подавилась зевком.

— У нас? — Лис удивился. — Мы — друзья.

Мною овладело здравое непонимание. А о чем Радислав думал? Разумеется, нас соединяют

приятельские отношения. Страстные ночевки на сеновале кончились, не успев начаться, а

друг из Лиса вышел куда лучше любовника-убийцы.

— А постоянные намеки, пошловатые речи? — напирал охотник.

— Она смешно реагирует на шутки. Слушай, а какой тебе толк с наших отношений?

— Я вынужден идти на риск ради тех, о ком знаю горстку правды. К тому же… — Радислав

раздосадовано цокнул языком. — Она — симпатичная особа.

Щеки загорелись стыдливым румянцем. Наверное, они стали ярче пламени, исходящего от

костра, и спутники должны были обязаны узнать о лишнем слушателе.

— Не обожгись, охотник, — Лис хмыкнул.

— И не собираюсь.

— Славка не только симпатичная, но и придирчивая. Та ещё штучка.

— Повторюсь: не собираюсь никуда лезть. Тем более к ведьме, — с раздражением ответил

Радислав.

Честное слово, варрену невероятно повезло, что «штучка» спала и не подслушивала ночные

беседы. Но вместе с сердитостью появилось осознание того, что я, обыкновенная девочка, могу быть мила хоть кому-то.

Общение с мужчинами не было моей сильной стороной. В деревенскую юность нравилась

им сама по себе. Как говорили мальчишки: хрупкая, смешливая, голубоглазая. Тогда я ещё

не выросла и не приобрела наплевательские черты характера. И мылась чаще, чем раз в

неделю.

Стремиться к красоте во время обучения было глупо: мертвецы редко смотрят на одеяния

пришедшего к ним обеда. Хотя нет, вру. Один вурдалак, завидев меня, снизошел до

комплимента: «Какая девочка, аж есть жалко!» Только вот правило выживания гласит: жалко

— не означает, что нельзя.

Ну а потом я разве старалась быть привлекательной? Красота — последнее, о чем

беспокоилась, носясь от княжества к княжеству.

Но получается, я симпатична. Я?! Вот так новость. От недоумения я даже заснула, провалившись в глубокое море пустоты.

Наутро проснулась не только с гудящей от недосыпа головой, но и желанием стать для

спутников самой очаровательной женщиной. Обертка подкачала, и для преображения

требовалось произвести изменения в потрепанном внешнем виде. Старые залатанные штаны, протертая рубашка да расклеивающиеся сапоги не делали меня краше. Я, сбежав в высокие

заросли вереска, опустошила рюкзак в поисках «женственной одежды».

Первой отыскалась старая юбка, давно ставшая своеобразной скатертью. Я критически

оглядела её, отряхнула и влезла внутрь, пыхтя от усердия. Юбка то сползала с талии на

уровень бедер, то задиралась до пупка. К тому же оказалась узкой и короткой, а в очарование

худых острых коленок я никогда не верила.

Под «скатертью» лежала новая блуза, которую я собиралась сберечь до похорон, ибо стоила