Александр Гребенкин - Люди как птицы

— Нет, у меня есть любимый человек. Он и моя птица — это единственные существа, связывающие меня с миром. Но это — тонкая нить и я боюсь, чтобы она не прервалась!

— Вы напрасно так быстро капитулируете перед миром. Вас наделила судьба необычайными способностями, и, я чувствую — это и нужно дать людям. Будьте естественны, как весёлый плеск майского серебряного ручья… Вслушивайтесь в музыку скрытого на хорах оркестра, зовущего в замечательную страну.

— Вы говорите красиво и загадочно. Но, даже поперёк ручья может упасть камень…

— А вы будьте тем ручьём, который бурным потоком обходит камень и победоносно струится дальше! Вам нужны только мужество и решительность. Держитесь и возможно всё осуществится!

Я кивнула и встала, полная решимости — такую силу и уверенность вселил в меня этот чёрный человек.

Он встал и пошёл проводить меня. Мы шли до выхода из парка, свернули на набережную, и тут он, прощаясь, сказал лишь удивительное и нежно-крылатое слово «летите».

И я взвилась в воздух, полетела над городом, а затем, обернувшись, увидела, как одинокая фигура на вечерней набережной тает вдали.

***

Потом осень стала солнечной, лёгкой и пошли тёплые дни.

Как-то мы с Максимом стояли на холме, у кустов боярышника, посреди леса. Он пытался взлететь, расправлял руки, но потом звонко смеялся — у него ничего не выходило!

Я легко подымалась, висела над шапкой холма, украшенного красными ягодами. Войдя во вкус, развив скорость до свиста ветра в ушах, я стремительно летала над деревьями. А Максим сидел на холме сложив руки, и грустно глядел на меня…

***

Преодолевая все трудности с разрешением, Максим Ковалевич и его единомышленники готовили выставку в Музее живописной культуры. Большинство обязанностей на себя взял Август Штенберг, видный живописец и график. Бородатый и весёлый, он летал по залам, как бог с картин Микеланджело!

В этом Обществе художников царила творческая атмосфера, в нём господствовал жадный интерес к революционной новизне, к яркой и такой многообразной жизни и к новаторству в живописи.

Я, как могла, помогала мастерам, познакомилась со многими и была поражена выставленными работами. Одни художники тяготели к изображению городской жизни, новой техники, индустриального пейзажа, спорта, молодых, физически развитых людей. Их работы отличала динамичность, чёткость композиции, графичность в передаче форм. Другие демонстрировали лаконичный и экспрессивный художественный язык. Они смело вводили в свои работы элементы графики, плаката, фрески, конструктивистского монтажа, равно как и приёмы образного отстранения, свойственные сюрреализму.

Когда вспыхнул медно-жёлтый свет, упала перерезанная ножницами алая ленточка — грянули аплодисменты и зазвучала бодрая музыка оркестра. Посетители с улыбками на устах вошли в зал. Некоторых художников я уже знала. Поприветствовали меня и недавние мои знакомые — абсолютно безмятежный, быстро терявшийся в толпе и похожий на гнома писатель Алёшин, его друзья — развесёлый литератор Котов и тяжело дышащий, несколько угрюмый поэт Багрецов.

И тут холодок пробежал по телу — меня взял под руку Степан Верлада. Архитектор стоял в строгом костюме, лукаво и скептично поблёскивая очками. Рядом с ним стоять было ужасно неприятно, и меня выручил откуда-то появившийся Булатов — весёлый, сияющий синими глазами.

— Очень правильно, что вы пришли…. Максима нужно поддержать! — сказал Булатов и тут же мягко добавил: — Я вас украду ненадолго… О, я вас понимаю, тоже не переношу этого Верладу. Ужасно заносчив… Он хочет нас всех опутать, всех завоевать…

Мы отошли в сторону.

— И я очень рада вас видеть, Михаил. Но что означают ваши слова? — спросила я, улыбаясь приятному и аккуратному человеку.

Булатов зашептал:

— Опасный тип… Откуда взялся — никто не знает! Но ловок и талантлив, как чёрт! Именно — ловок и талантлив!

В это время началась торжественная речь Штенберга, и все стали слушать:

— Дорогие гости, уважаемые поклонники живописи, друзья и соратники по цеху! Я рад, что вы нашли время сделать настоящий революционный шаг вперёд и прийти к нам! Итак, что же вас ждёт в этих стенах? Здесь вы увидите работы разных стилей и направлений. Но главное, что их объединяет, это смелость поиска! Есть и традиции, но — долой традиции! Сюжет полотна не должен быть замкнутым, он становится органической частью бесконечного мира. Мы укрупняем и выдвигаем на первый план людей! Изображая их контрастно, цветом и размером по отношению ко всему остальному, наши художники подчеркивают их мощь, силу, динамику. Станковая живопись вбирает в себя элементы монументальной живописи! И это так созвучно нашей советской эпохе!

Слово взял Максим Ковалевич, и я оторвалась от Булатова, во все уши слушая своего любимого мастера. Максим говорил негромким голосом о том, что лучшие традиции прошлых эпох не стоит огульно отбрасывать, они с нами, они за нашей спиной, и мы должны творчески их преобразовывать!

Люди зашумели, раздались жидкие аплодисменты.

— Браво! — закричал, пробиваясь через толпу худой, плохо одетый человек с длинными волосами, в плаще. Он был явно нетрезв.

— Это ещё кто? — пренебрежительно спросил Котов.

— Это поэт Жора Аггелов… Как всегда, пьян, — промолвил Булатов.

— Какое безобразие! — громко возмутился Верлада, блестя гневными глазами на Аггелова. — Позвать милицию и выволочь этого типа отсюда!

— Не надо! — громко сказал Георгий Алёшин. — Жора Аггелов — наш талисман!

— Он всегда ведет себя прилично, никогда не перебирает меру. Да и без него скучно, — добавил Булатов.

Жора Аггелов ещё пару раз воскликнул что-то непонятное и затерялся в толпе, пошедшей по залам.

Когда мы подходили к тому месту, где была выставлена «Гера» Максима Ковалевича, Верлада догнал меня, взяв под руку, прошептал:

— А мы ведь с вами теперь соседи, дорогая Гера Леонидовна?

— Соседи? Что-то не пойму…, - удивилась я, улавливая какое-то коварство.

— Власти приняли решение — передать мне комнаты покойного Братуся, — улыбнулся хитроватой улыбкой Верлада. — И, кстати, вашу комнату тоже…Но вы не печальтесь, я вас не прогоню! Я уверен, что мы поладим, договоримся.

Я была неприятно шокирована. В это трудно было поверить! В один миг я лишилась дома! Жить в приживалках? Да ещё и с этим неприятным мне человеком в клетчатом пиджаке и в железных очках! Пусть он даже и отличный мастер своего дела, и хороший знакомый моего Максима! Нет, увольте!

Все эти горькие размышления и переживания отразились на моём лице, что Верлада несколько отпрянул. Я настолько была отвлечена, что даже не сразу сообразила, что Максим уже рассказал о картине и объявил, что модель находится здесь.