Игорь Семёнов - Катавасия (СИ)

Впрочем, вернёмся к Двинцову.

Гридницкой оказалось довольно внушительное, п-образное в плане строение, срубленное в два этажа, с примыкающей к ней наблюдательной башней, возвышавшейся над всем городом. На плотно пригнанных плахах двора перед гридницкой усердно рубили друг дружку деревянными мечами молодые дружинники. Воины поопытнее в сторонке перезванивались боевым оружием. Меж ними вприпрыжку прохаживался, поправляя временами тренирующихся, пожилой, тщедушный на вид, воин в коричневой рубахе. Голова его была обрита, за исключением длиннющего оселедца, заправленного за левое ухо, в котором поблескивала массивная золотая серьга. Вдоль стены замерли с побагровевшими от напряжения лицами десятка два юношей, зажавших коленями довольно-таки крупные валуны. Из боковых дверей на Двинцова дохнуло одуряющим ароматом жареного мяса. Псы, учуяв то же самое, облизнулись и вопросительно-выжидающе уставились на Вадима: "Что, мол, друг, будут нас тут кормить или нет?"

Двинцов пробрался к бритоголовому, поздоровался, назвался, объяснил, зачем пришёл. Воин, назвавшись сотником Рачем, попросил погодить, обернулся к дружинникам, по пространству двора задребезжал его воробьиный тенорок:

- Учёбу отставь! Становись! - тут же, без малейшей паузы, - Разойдись! Медленно! Мухи осенние быстрей рухаются! Швидче давай! Чи вас во сне робили? Становись! Равняйсь! Струнко!

Дружинники сбегались в строй, весело хохоча. Выровнялись. Рач, заложив руки за спину, потряхивая оселедцем, пробежался вдоль строя, всматриваясь в лица, высоко задирая тщательно выскобленный подбородок, украшенный длинными висячими усищами. Большинству воинов сотник приходился не выше середины груди. Чуть отбежал от строя, набрал в грудь побольше воздуха, закричал скороговоркой:

- Лоботрясы-орясины-стоеросовые-чурки-безрукие-вот-я-вас-всех-из-дружины-повыгоняю-всё-одно-учить-без-толку-только-княжий-хлиб-зазря-переводиьть-уж-трескать-то-вы-можете-ажно-за-ушами-трещит! Орлы! Молодцы! Богатыри! С-такими-ни-один-бис-не-страшен! Гей! За службу усердную слава вам!

- Слава! - загремел строй. Из глубины кто-то, явно пародируя сотника, выкрикнул пискляво:

- Слава батьке Рачу! С ним и есть я не хочу!

- Рассвистяи! Кто кричал?

- Я! - раздвинув строй, вышел плечистый круглолицый парень лет шестнадцати, ростом около двух метров.

- Ага! Опять Шостак! Виршами заговорил?

- У сотника Рача учусь! - улыбаясь, выпалил Шостак.

- Худо учишься! А покуда складней моего не сочинишь, принимай наказание: бежишь от меня пять кругов по двору. Коли догоню и все пять кругов поперед тебя бежать стану - под зад напинаю и стряпухам в помощь на три дня отдам, дрова рубить, птицу скубти, овощи чистить. А если не догоню - один день отоспаться дам. Готов?

- А чего там готовиться?

- Пошёл!

Парень рванул с места. Бежал он легко, красиво, ритмично стучали по плахам сапоги. Выждав с полкруга, следом пустился сотник. Вадим удивлённо разинул рот: Рач словно даже и не бежал, а летел, низко стелясь над землёй, едва-едва касаясь её подошвами. Через считанные секунды он настиг Шостака, не сбавляя скорости, отвесил юноше полновесный пинок, другой, третий. Парень наддал, оторвался шага на два-три, но через секунду вновь схлопотал пинок. Рач, гикнув, оттолкнулся от земли, в высоком прыжке сиганул через бегущего Шостака, словно прыгая через неподвижно стоящий невысокий барьерчик, приземлился в двух шагах впереди и понёсся дальше. Шостак от неожиданности ойкнул, на миг сбил дыхание, затем вновь попытался прибавить ходу, однако догнать сотника так и не смог. Дружинники вслух считали пройденные Рачем круги, восторженно ухая. Добежав до конца, Рач вновь подпрыгнул, сделал в воздухе тройное сальто, развернулся в воздухе и приземлился лицом к подбегающему Шостаку, багровому от смущения:

- Ну что? Слабенек оказался супротив меня! Вот и ступай, голубь, к стряпухам, они тебе кашки поддадут, может, и наберёшься силёнок.

Окончательно смутившийся парень побрёл к дверям кухни, из которых, прыская в ладони, выглядывали две румяные девичьи физиономии.

- Разойдись! - скомандовал Рач, ничуть не запыхавшийся. Дружинники гурьбой побежали к колодцу, поскидывали рубахи, принялись шумно, весело умываться, готовясь к ужину. Сотник обернулся к Двинцову:

- Пойдём, место тебе укажу, торбу свою бросишь. Псы на ночь нехай спать под лавку лягают.

Они зашли внутрь, по широкой, прошла б и телега, лестнице, поднялись на поверх, оказавшись в просторной горнице, уставленной аккуратно застеленными лавками. На вбитых в стену колышках было развешано оружие, доспехи. В дальнем от входа левом углу стояла вырезанная из потемневшего от времени соснового ствола статуя какого-то божества. Изображение было в полный рост, с резкими чертами лица. В руках статуи был пристроен настоящий меч, на голове был водружён стальной шлем-шишак с мелкокольчатой бармицей.

- Перун? - кивнув на статую, спросил Вадим.

- Это на закатных землях Перуном да Перкуном кличут. А у нас - пресветлым Сварогом зовётся, - строго поправил Рач, - самый наш воинский бог, слава ему вовеки.

Рач провёл Двинцова к одной из лавок:

- Вот тебе и место. Пожитки в ногах поставь, оружие да броню повесь. Шелом - на полку, - сотник указал на стену, - Расположился? Ну, пошли пыль сполоснём, да и за вечерю. А назавтра и в баньку сходишь. С утра спытаю, на что гож, сразу тебя гнать иль погодя трохи.

Они спустились вниз, у колодца уже никого не было, умылись, затем прошли в просторную трапезную. За длинными массивными столами сидели дружинники. Две девушки и трое парней, в том числе и проштрафившийся Шостак, расставляли блюда с мясом, печёной рыбой, клали перед каждым широкие деревянные мисы с ржаной, на молоке кашей, разливали по чаркам ледяной духовитый квас. Возле некоторых дружинников чинно сидели, вывалив языки, крупные пушистые белые собаки. От одного из столов отошла пожилой седомордый пёс, приблизился к чужакам, обнюхал, запоминая новых членов стаи, неспешно вернулся на место. К удивлению Вадима, больше никто из псов понюхаться или, тем более, выяснить отношения с Пухом и Фомой не спешил. Рач, указав место Вадиму, сел во главе центрального стола, сразу же встал, следом поднялись остальные дружинники. Сотник поднял чарку:

- Слава светлым богам! Пусть благословят они нашу пищу, а и мы, им благодарствуя, от Покона не отступим, чести своей вовек не уроним, рода славенского, пращуров своих не посрамим!

Он плеснул квасом в пламя открытого очажка, полыхавшего у него за спиной, отломив, бросил туда же кусочек хлеба, после чего все сели и принялись за еду. Ели истово, не спеша, вполголоса переговариваясь с соседями. Собак кормили с рук, протягивая им взятые со стола кости со щедрыми шматками мяса и хлеб. Покончившие с едой ранее других откладывали ложки выемкой вниз, но из-за столов не вставали, в ожидании прихлёбывали квас. Дождавшись, когда с едой покончат все, Рач поднялся из-за стола, направился к выходу. Его примеру последовали остальные.