Анна Замосковная - Жена из другого мира (СИ)

Но я отмела эти предположения: никакого колдовства не надо, чтобы оценить Лавентина. Он хорош по самое не могу. К нему ещё чуткая, терпеливая и далеко живущая свекровь прилагается.

А если я здесь не приживусь?

Так и бегать всю жизнь от визитов во дворец?

— Не о том думаю, не о том думаю, — твердила я себе, не вполне понимая, зачем и почему, в каком смысле «не о том».

Если сейчас так пугает перспектива расставания, то что будет через год?

Если переживём все их заговоры.

Мы будем жить вместе.

Иногда просыпаться в одной постели.

Лавентин будет меня умопомрачительно целовать.

Ещё сны какие-нибудь тематические начнутся.

А ещё Лавентин будет весь такой милый, очаровательный и добрый.

Ну и какие у меня шансы устоять против него?

Никаких.

Будь Лавентин конченым мудаком или мистером «директор школы» вроде Раввера, я бы продержалась, а этот взглянет серо-зелёными глазами и всё, я даже сердиться за похищение на него не могу.

Попала. Кажется, я действительно попала.

Надо срочно подумать, что я теряю в случае согласия остаться здесь навсегда.

***

Следом за мной выскочила из засады химера.

— Пригнись! — я бежал к министру.

Застрелят ведь! И его и меня.

Министр провалился во тьму теней у себя под ногами. Химера скакнула на меня, притиснула к земле. Громыхнул нестройный залп. Над нашими головами вились, хлестали друг друга водяные змеи-плети, яростно шипели.

Солдаты и офицеры, пригибаясь, лавируя между постройками, воронками от химико-магических бомб, полыхающими сарайчиками и мусором, помчались к хранилищам.

Я лежал под химерой. Она опять вошла в режим защиты и наотрез отказывалась слушать мои приказы бежать в атаку.

В общем-то, она права. С боевыми заклятиями у меня слабо. А ещё я стал понимать план министра.

Встав под пули и выпустив магию, он заставил врагов показаться, прощупал их и прошёл через тень к кому-то из самых опасных. Судя по опадающим водяным змеям, министр оказался рядом с магом. С Хлайкери? Надеюсь.

И что я беспокоился? Министр опытный боец, он в Черундии и сам в атаку ходил, и нападениям подвергался. Умеет вести себя на поле боя. Умеет планировать. Выманивать.

Хрюкнув, химера приподнялась. Я высунулся из-под бронированного брюха. Из щелей в стенах ружья больше не торчали. Солдаты открыли широкие ворота.

Если подумать, на захват ушло меньше десяти минут. Не верится, что за это время можно справиться с серьёзным противником. На тех ли мы напали?

***

Бег помогает думать. Я бежала шестнадцатый раз вокруг дома, но с мыслями было туго. Зато развивалась паранойя: казалось, лежащее в кустах бревно переползает с места на место. Оно не делало этого у меня на глазах, но положение с каждым заходом меняло.

Подойти проверить я не решилась: вдруг оно хищное?

И зачем думаю о бревне, когда надо думать о предложении Лавентина?

Если брак с ним — осознанный выбор обоих, то восприятие ситуации меняется. Ведь одно дело жить с человеком, который тебя вынужден терпеть, потому что случайно призвал, и совсем другое, когда тебя оценили и хотят вместе прожить жизнь.

За кустами впереди взвился сигаретный дымок, блеснули драгоценности на платье.

Это же дух, который гигантского червяка с одного удара приложил! Я остановилась.

Из-за кустов послышался смех, блеснула кожа сумеречного вампира и показалась корона короля эльфов. Лицо этого мутанта моей фантазии закрыл алый букет.

То есть там за кустиками стояла родовая магия в женской форме.

А перед ней — привратный дух (форма мужская) с букетом цветов.

Они времени зря не теряли.

Я попятилась.

Развернулась и побежала в обратную сторону.

Передо мной возникла сощурившаяся Бабонтия.

Еле успев затормозить, я вскинула руки:

— Я не подглядывала.

— Знаю. Без моего согласия ты бы не смогла.

И взгляд насмешливый. Не злой. Но всё равно страшно: она с ходу такое чудище уложила. Я снова попятилась:

— Можно мне дальше бежать?

— Выслушаешь, и можно будет. — Бабонтия затянулась.

Угрозы в её голосе не было, просто уверенность, что я останусь. Ну как же не послушать того, кто тебя прихлопнуть может?

— Слушаю.

Внимательно глядя мне в глаза, Бабонтия спросила:

— Что в жизни важнее: вещи или люди?

— Люди, конечно же.

— Почему?

Несколько опешив, я пояснила:

— Потому что вещи — это просто вещи. А люди… они незаменимы. — Поморщилась. — Нет, конечно, и люди в какой-то мере заменимы, но они все такие индивидуальные. И они просто важнее вещей.

— Вот именно. — Бабонтия указала на меня мундштуком. — А теперь подумай и скажи себе честно, есть тебе к кому возвращаться или нет. Не к вещам и привычным удобствам, а именно к людям. Всё, можешь дальше бежать.

Она провалилась сквозь землю.

— Ну Бабонтия, — вздохнул из кустов привратный дух.

И всё стихло. Я осталась одна, а в груди холодело от слов Бабонтии.

Она задала страшный вопрос.

***

Едва оказавшись в помещении старого хранилища, я заметил металлический блеск деталей, проглядывающих за шторками на перегородках.

Со всех сторон доносился звон изымаемого у женщин и редких мужчин оружия, охи и вздохи, ругань, звон защёлкиваемых наручников. Хлайкери среди этих людей не было.

— Даже не пытайся! — Грозный возглас министра перекрыл прочие звуки, заставив меня остановиться на полпути к цели.

Здоровой рукой министр заламывал запястье женщине, её растрёпанные тёмные волосы стелились по грязному полу, но свободной рукой она пыталась оцарапать полицейского, тянущего к ней браслет наручника.

Тёмная магия министра не выразилась визуально, но удар я ощутил, по коже побежали мурашки. Застонав, женщина сжалась.

Все преступники разом заорали. В гвалте слышалось:

— Ублюдок!

— Длор проклятый!

— Тварь!

— Отпусти её!

— Сволочь!

— Будь проклят!

— Бей длоров!

Девицы заколотили полицейских кулаками, пинались, хватали доски, камни и лупили, кричали. Полицейские попытались унять разбушевавшихся, но тут и мужчины включились в потасовку. Кто-то страшно заорал. Над моей головой просвистел стул. Я присел.

Знакомые металлические детали манили, но вокруг бегали, кричали и дрались люди.

— Тихо!

Хранилище содрогнулось от тёмной магии министра, его волосы взвились от невидимого ветра, скулы заострились, глаза провалились, точно у мумии, и голос приобрёл потустороннее звучание:

— Прекратить сопротивление!

— Иди ты! — взревел один из арестантов и треснул лбом полицейского, потянулся к валявшемуся на полу ружью.

Чёрное пламя охватило мужчину, плоть истлела, осыпалась с сероватого скелета. Лишившиеся связок кости повалились на пол, череп отскочил в сторону и уставился на остальных пустыми глазницами.