Наоми Новик - Выкорчеванная

Я уставилась на него. Он доверяет мне заклинание, которое доставит нас назад? Но он больше ничего не добавил. Все его силы, вне всякого сомнения, были брошены на сдерживание скверны, и я слишком поздно вспомнила, как он говорил мне, что если Чаща завладеет мной — необученной и бесполезной ведьмой, то в итоге я превращусь в нечто совсем ужасное. А что случится, если она овладеет самым сильным волшебником королевства?

Я повернулась к Касе и вручила ей флакон с пеклом:

— Передай Данке, пусть отправит кого-нибудь в Башню, — нервно и быстро сказала я ей. — Если мы не появимся и не скажем, что все в порядке, если будут сомнения… пусть сожгут все до основания.

Касины глаза были полны тревоги за меня, но она согласилась. Я повернулась к Дракону и присела рядом с ним на снег.

— Хорошо, — сказал он тихо, метнув взгляд на Касю. И я поняла, что мои худшие опасения не пустые домыслы. Я взяла его за руку, закрыла глаза и представила свою комнату в Башне. Потом я произнесла заклинание.

Я помогла Дракону доковылять небольшое расстояние с верхней площадки до моей комнатки. Из моего окна все еще свисала самодельная веревка. Дотащить его вниз в его комнату мне было не по силам. Едва я его отпустила, он камнем рухнул в мою постель. Волшебник по-прежнему сжимал свое запястье, каким-то образом сдерживая скверну, но свечение вокруг его пальцев стало слабее. Я подложила под его голову подушку и мгновение нерешительно стояла рядом, ожидая, что он что-то скажет, даст мне подсказку, что делать, но он молчал. Его взгляд смотрел в пустоту, уставившись в потолок. Небольшая царапина распухла словно сильнейший из паучьих укусов. Он часто дышал, а его кисть, там, где была пережата рука, приобрела нездоровый зеленоватый оттенок. Такой же был у Иржи. Кончики ногтей раненной руки начали чернеть.

Я бросилась в библиотеку вниз по лестнице, поскользнулась и расквасила подбородок, но даже не почувствовала. Книги как обычно выстроились ровными элегантными рядами, тихие и глухие к моим тревогам. С некоторыми из них мы теперь были хорошими знакомыми. Хотя я бы скорее назвала их старыми врагами. Даже на ощупь страницы, исписанные массой заклинаний и чар, которые у меня не получалось верно произнести, когда я прикасалась к пергаменту, казались мне неприятными. Тем не менее, я взобралась на лестницу и достала их с полки, открыла одну за другой и пролистала. Все безуспешно: эссенция из мирта может помочь в разных ситуациях, но для меня она сейчас была абсолютно бесполезна, и тратить время на просмотр шести вариаций заклинания, создающего правильную печать на флакон, было возмутительно.

Но безрезультативность этой попытки заставила меня остановиться и чуть лучше подумать. Я поняла, что не смогу найти ответ, как исцелить что-то настолько жуткое в обычных книгах, по которым он пытался меня учить. Как он сам неоднократно упоминал при мне, в них были всего лишь простенькие заклятия. То, что настоящий мастер волшебства делает слету. Я неуверенно посмотрела на нижние полки, где он хранил книги для себя, и от которых строго предупреждал держаться подальше. Переплеты некоторых из них были из новенькой, тесненной золотом кожи. Другие были древними и готовыми развалиться в руках. Одни большие, длиной в руку; другие маленькие, размером с ладошку. Я пробежала по ним руками и по наитию выхватила одну маленькую, пестревшую вложенными листочками. У нее была потертая обложка и шрифт без изысков.

Это был дневник, записанный неуверенным неловким почерком, который поначалу почти невозможно было разобрать с большим числом сокращений. Вложенные листы пестрели пометками почерком Дракона. Почти к каждой странице прилагались один или два дополнительных листочка, на которых он записал варианты произнесения заклинания, с подробными объяснениями, что он делал. По крайней мере эта книга мне показалась многообещающей, словно с этих страниц со мной говорил его голос.

Здесь нашлось с десяток заклинаний исцеления и для чистки ран от гноя и гангрены, но не от наведенной волшебством скверны. И все же, попытаться стоило. Я прочла одно из заклинаний, которое предлагало вскрыть воспаленную рану, возложить на нее розмарин с лимонной коркой, и проделать нечто, что было описано автором как «возложить на нее дыхание». Дракон по этому поводу плотно исписал четыре листа бумаги, в которых подчеркнул около пяти десятков вариантов: столько-то розмарина, сухого или свежего, столько-то лимона с мякотью и без; использовать ли стальной нож или железный, такое заклинание и сякое.

К сожалению, он не указал, какой из вариантов сработал лучше, а какой хуже, но, раз он проделал столько попыток, значит это того стоило. Теперь все, что мне было нужно, это привести его в более приличное состояние, чтобы он мог сказать мне хотя бы несколько слов, подсказать направление. Я слетала в кухню и разыскала большую связку розмарина, а также лимон. Я захватила чистый нож для чистки овощей, пару чистых полотенец и горшок с горячей водой.

Тут я остановилась в нерешительности. Мой взгляд упал на большой тесак, лежавший на мясницкой колоде. Если я не преуспею, если мне не получится придать ему сил для подсказки… я не знала, смогу ли я. Смогу ли отрубить ему руку. Но я вспомнила Иржи — того тихого и грустного, который всегда приветливо мне кивал, встретив на пастбище — и насмехающегося, жуткого, не хотевшего замолкать. Я вспомнила пустое лицо Кристины. Тогда я набрала в грудь воздух и взяла тесак.

Намеренно отбросив все мысли прочь из головы, я заточила оба ножа, и понесла всё наверх. Окно и дверь так и стояли распахнутыми настежь, но вонь скверны начала накапливаться в моей комнатушке все равно. От ее запаха мой живот разболелся не хуже, чем от удара. Не уверена, что смогла бы вынести вид пораженного скверной Дракона: загнившие тонкие черты лица, вместо колких речей — хрипы и завывания. Его дыхание участилось, глаза почти закрылись. Лицо приобрело жутковатый бледный оттенок. Я подложила одно из полотенец под его руку и затянула поверх шпагатом. Потом срезала с лимона широкие полоски кожицы, нарвала с вязанки листочков розмарина, растерла все вместе в кашицу и часть бросила в кипяток. Поднявшийся сладкий густой аромат, отогнал прочь вонь скверны. Потом я закусила губу, сосредоточилась и резанула опухшую рану ножом. Из нее хлынул густой зеленый гной. Я поливала рану раз за разом горячей ароматной водой, пока она не очистилась. После этого я взяла целую горсть полученной кашицы и плотно повязала на рану.

В записках волшебника ничего не было сказано о том, как именно следует «возложить дыхание» на рану, так что я нагнулась и принялась с придыханием произносить заклинание прямо над ней, пробуя разные варианты. Все для моего языка казались чужеродными, неловкими, колючими, и никак не работали. Расстроившись, я начала разбирать корявые записи оригинала. Там была строчка, в которой говорилось, что напевание «Kai» и «tihas» дает особенно хороший результат. В записках Дракона встречались оба варианта, но добавленные к другим словам, которые складывались в длинные витиеватые фразы, показавшиеся мне перемудренными. Вместо них я запела, наклонившись: «Tihas, tihas, kai tihas, kai tihas», и так повторяла снова и снова, почувствовав, что слова сложились в мотивчик здравицы, желавшей на дне рождения «многие лета».