Наоми Новик - Выкорчеванная

Это казалось абсурдным, но ее ритм был простым и знакомым, умиротворяющим. Я перестала думать о словах. Они просто прилипли к моему языку и лились подобно воде из чаши. Я позабыла об Иржи с его безумным смехом, и о большой зеленой туче у него внутри. Остались только легкий мотив песенки и веселые лица за столом. И тут, наконец, волшебство потекло, но совсем не так резко, как случалось на уроках Дракона. Вместо этого звуки заклинания превратили его в ручеек, который увлек волшебство за собой, и будто стояла на берегу бурной реки, вливая в нее тонкую серебристую струйку из кувшина, который никогда не опустеет.

Запах розмарина и лимона под моими руками стал сильнее, забивая вонь скверны. Из раны снова потек гной, еще и еще. Нужно бы переживать об этом, но руке Дракона становилось лучше: жуткий зеленоватый оттенок начал пропадать, потемневшие и распухшие вены очистились.

Я совсем запыхалась, и вместе с тем почувствовала, что все закончилось. Моя работа завершена. Я завершила мое заклинание простенькой концовкой: потянула вверх и ноту вниз. На самом деле под самый конец я напевала мелодию с закрытым ртом. Теперь сияние под пальцами волшебника светилось сильнее, особенно ярко, и внезапно из-под его ладони вырвалась яркая вспышка, промелькнувшая по его венам и разросшаяся внутри него как ветвь дерева. Воспаление исчезло. Плоть выглядела здоровой, кожа зажила и стала его привычного не знавшего солнца бледного оттенка — но она была его собственной.

Я наблюдала за ним, затаив дыхание, едва надеясь на удачу. Волшебник пошевелился, сделал один глубокий вдох и заморгал вновь прозревшими глазами в потолок. Один за другим его пальцы расцепили железную хватку на локте. Я с облегчением всхлипнула. Недоверчиво с надеждой я вглядывалась в его лицо, увидела, что он смотрит на меня с возмущенным изумлением, и мои губы помимо воли расплылись в улыбке.

Дракон рывком приподнялся с подушки, снял с зажившей раны лимонно-розмариновую кашицу, с недоверием посмотрел на нее в руке, затем потянулся и взял тонкую книжицу, которую я разложила у него на коленях. Я поместила ее там, чтобы подглядывать во время работы. Он некоторое время таращился на заклинание, потом посмотрел на обложку, словно не верил собственным глазам, и, наконец, прохрипел:

— Что ты, невероятная окаянная бестолковщина, снова натворила?

От возмущения, я села на пол: и это за то, что я только что спасла ему жизнь? И не только его, а спасла его от того, во что его могла превратить Чаща, все королевство.

— А что, по-вашему, я должна была сделать? — с вызовом поинтересовалась я. — И откуда я могла бы об этом узнать? И, кстати, это сработало, не так ли?

По какой-то причине это только сильнее его разозлило. Он вскочил с постели и молча вышел из комнаты, отшвырнув книжечку в дальний конец комнаты. Вложенные записки разлетелись в разные стороны.

— Лучше б спасибо сказали! — Крикнула я вдогонку, тоже разозлившись. Его шаги стихли до того, как я вспомнила, что его ранили, когда он спасал жизнь мне… и что, вообще-то, он сильно спешил мне на помощь.

Разумеется, от этого воспоминания я пришла в еще более мрачное состояние духа. Как и от упорного выдраивания моей несчастной комнатенки и смена белья. Пятна не хотели отстирываться, а мерзкий запах выветриваться, хотя и без ужасной неправильности. Наконец, я решила, что тут использования колдовства оправдано. Я начала пробовать то заклинание, которому меня учил Дракон, но потом вместо этого я подобрала ту самую книжечку. Я была ей очень благодарна и тому волшебнику или же ведьме из прошлого, написавшей эти записки, даже если Дракон был не рад моей помощи, и, к своему удовольствию, я почти сразу нашла заклятие для уборки комнаты: нужно пропеть «Tishta» с повышением и понижением тона. Я наполовину мысленно пропела его, вытирая вонючие лужи. Воздух похолодел и посвежел, но без неприятного пощипывания. К тому времени, как я закончила, простыни стали чистыми и белоснежными, словно только что из стирки и от матраса пахло свежей летней соломой, Я вновь застелила постель, и грузно уселась сверху, абсолютно ошарашенная, поскольку последние крохи отчаяния оставили меня вместе с остатками сил. Я повалилась на кровать, едва сумев натянуть одеяло, и тут же заснула.

Я просыпалась под лучами солнца медленно, мирно, безмятежно и не сразу поняла, что Дракон рядом.

Он сидел у окна на небольшом рабочем стульчике и смотрел на меня. Я села в кровати, потерла глаза и уставилась в ответ. В руке у него была та самая книжечка.

— Что заставило тебя выбрать ее? — спросил волшебник.

— В ней было полно листочков с записями! — ответила я: — и я подумала, что это что-то важное.

— Вовсе не важное, — ответил он, но несмотря на его рассерженный вид, я ему не поверила. — Она бесполезна… была бесполезна в течение почти пятьсот лет с тех пор, как была написана, и за сотню лет ее изучения, не удалось добиться от нее ничего стоящего.

— Ну, а сегодня она пригодилась, — сказала я, складывая руки на груди.

— Откуда ты узнала, сколько нужно розмарина? И сколько лимона?

— Вы ведь записали в табличку все варианты! Мне показалось, это не так важно.

— Это свидетельства моих неудач, неумелая ты идиотка! — прикрикнул он на меня. — Ни один из вариантов не имел результата… ни по частям, ни в смеси… с любыми вариантами заклинания… Так что ты сделала?

Я уставилась на него:

— Я взяла ровно столько, чтобы получился приятный запах и размяла их для усиления эффекта. И использовала в точности то же заклятие, что написано на странице.

— Там нет заклятий! Два слога, в которых нет силы…

— Когда я пропела их достаточно долго, они вызвали волшебный поток, — возразила я. — Я пела на мотив «Многие лета», — добавила я. Он покраснел от негодования еще сильнее.

Весь следующий час он допрашивал меня с большим пристрастием о всех подробностях того, как именно я выполняла заклинание, расстраиваясь все сильнее, потому что я едва ли могла ответить на большинство его вопросов. Ему хотелось услышать точное звучание, повторения, хотел знать, насколько близко я была к его руке, точное число веточек розмарина и лимонных шкурок. Я старалась как могла, но даже сделав это, видела, что все не так, и наконец буркнула, пока он что-то нервно записывал на своих листочках:

— Но все это не имеет значения.

Он поднял голову и злобно посмотрел на меня, а я путанно, но уверенно добавила:

— Это всего лишь… путь. Нет одной-единственной дороги, — я махнула рукой в сторону его записок. — Вы пытаетесь найти верный путь там, где их множество. Это как… сходить в лес, — сказала я отрывисто. — Нужно выбрать, в какие заросли кустов и деревьев идти, и каждый раз все по-новому.