Ирина Северная - Безупречный элемент (СИ)

Нависавший над ней одержимый незнакомец с пугающим взглядом не был ее Эйвином. Первым порывом стало оттолкнуть его и бежать без оглядки, но что-то мелькнуло в глаза юноши, словно он внезапно пришел в себя. Не успела Линна осознать, что к чему, как Эйвин обрушил на нее новый каскад жадных поцелуев, одновременно нетерпеливо срывал с них одежду, неистово гладил ее тело, собирая руками тепло.

Неимоверное возбуждение охватило Линну, она застонала, обхватывая юношу руками, прижала к себе, впилась ногтями в его спину, подалась навстречу. Что бы с ним ни было, сейчас она не хотела этого знать и не чувствовала ничего, кроме исступленного животного желания близости.

Эмпатия очнулась в Эйвине в тот момент, когда он вошел в Линну одним сильным толчком. Его собственная неистовая и неконтролируемая похоть, раскалившееся до предела возбуждение слились с прорвавшимися в его восприятие эмоциями и ощущениями подруги, усиливая их многократно.

Они трахались, обходясь с телами друг друга так, словно это были механизмы, запрограммированные только для одного — получать наслаждение любой ценой. Или способом.

Оргазмы их слились в один мощный, как ударная волна, унося обоих за пределы человеческих ощущений.

С той же ночи Эйвин регулярно брил голову, решив раз и навсегда проблему мокрых волос после купаний в ледяном море.

…Все повторялось каждый вечер на протяжение последних недель.

С застывшим взглядом, полным отчаяния и запредельной усталости, заполненный чем-то чуждым до самых краев, он возвращался домой. Метался как дикий зверь в стенах жилища, отказываясь ужинать, говорить и вообще делать что-либо. Затем уходил и возвращался бледным как полотно от холода или каких-то невыносимых страданий, которыми не желал делиться. И одержимый похотью.

Линна все яснее понимала, что они с Эйвином проваливаются в бездну, где каждый из них по отдельности был бесконечно одинок и потерян. Они оживали только, занимаясь любовью. Вернее сказать, это не было занятием любовью. Они словно истязали друг друга, пытаясь забыться и спрятаться каждый от своего кошмара.

И чем дольше это продолжалось, тем меньше она понимала причины происходящего, тем меньше хотела эти причины узнать и тем страшнее ей становилось.

В холле Цитадели Вагнер молча отдал Фреде коробку с остатками линцкого тарта и ушел, ничего не сказав.

Поднявшись к себе, она почувствовала себя растерянной Алисой, внезапно вернувшейся из Страны Чудес. Она даже начала сомневаться, а было ли все то, что было: каменные чертоги, свет, Вагнер и ночной парк. Машинально, не чувствуя вкуса, выпила чашку чая и повалилась спать, ощущая себя абсолютно вымотанной.

Веки действительно стали тяжелыми, глаза закрылись, тело расслабилось и выровнялось дыхание, но… сон не пожелал прийти. Сознание словно дождалось, когда Фреда останется один на один с собой и выдало подробный разбор всего, что она пережила за последние часы.

Она заново просматривала картины чудес, виденные наяву, и переживала ощущения от того, что открылось ей сегодня. Все чувства включились, наперебой предлагая окунуться в еще свежие воспоминания.

Фреда ощущала прикосновение рук Рейна, то, как он обнимал ее, словно хотел защитить, как смотрел на нее, думая, что она не замечала его взгляда и понимала, что подобный взгляд ловила на себе прежде и не раз. Она вспомнила касание его губ и силу поцелуев, обоняние ясно улавливало аромат — смешение горьковатых запахов мха и древесной смолы, растворенных и подхваченных холодным ветром, — ставшим теперь для нее опознавательным знаком, что Рейн где-то совсем рядом, якорем, тянувшим к нему. Так пахла его кожа и короткие взъерошенные волосы, приятно щекотавшие ее ладони.

Все ощущения были такими реальными, что Фреда приоткрыла глаза и осмотрелась — не находится ли вампир где-нибудь поблизости.

Ей стало нехорошо, когда вспомнила, что сравнивала его с Големом, пустым и отстраненным, бездушным глиняным чурбаном. Теперь сравнение было совсем иным. Если уж продолжать фантазировать, то ближе всего его образ походил на пробудившееся от волшебного сна изваяние из холодного гладкого камня, ожившую скульптуру какого-то мифического персонажа, потерявшегося во времени и пространстве и оказавшегося в чужом для него мире.

Как и она сама.

Копаясь как-то в каталогах на работе, Фреда долго разглядывала альбомы по античному искусству. Внимание привлекло изображение скульптуры боргезского воина. Устремленное в застывшем движении стройное, сильное тело, приготовившееся дать отпор невидимому врагу невидимым же, вернее, утраченным мечом и обороняясь утраченным где-то во времени щитом.

Но то было застывшее изваяние, а Рейн — он совсем другое… Он крепко обнимал ее, был напряжен, как стальной трос, но она чувствовала в нем внутренний трепет, а губы его хоть и прохладные, но были живыми и требовательными и быстро согрелись поцелуями.

Мгновенно пронеслось видение: Рейн, озаренный призрачным светом, линии и формы красивого, стройного, почти совершенного тела казались необыкновенно четкими, словно действительно высеченными из камня.

Камня, который хотелось согреть.

Разворот прямых широких плеч, рельефные мышцы груди и пресса и то, что она прекрасно рассмотрела внизу живота, меж узких бедер…

Фреда, пытаясь прогнать наваждение, заворочалась, свернулась калачиком, подтянув колени к груди, но не смогла укрыться от желания почувствовать это тело без одежды наяву и прильнуть к нему со всей силой.

Custos на груди послал прямо в солнечное сплетение вполне осязаемую волну тепла. Ощущение, как ни странно, стало уже привычным, хотя и не перешло в ряд заурядных и незаметных. Фреда накрыла амулет ладошкой и погрузилась в сон.

…Она стала ближе, но их по-прежнему разделяли не только стены и уровни здания.

Открывшись Фреде, он сделал опасный шаг. Опасный, прежде всего, для нее.

Многое оставалось непонятным, и Рейн не хотел допустить роковую ошибку, которая заведет их на территорию, где он окажется бессилен что-то сделать.

До сих пор у него получалось, но произошли перемены, и сейчас, как никогда, он не должен позволить себе утратить даже малую часть того контроля, который вырабатывал столетиями, приспосабливаясь существовать так, как существует сейчас.

Он не может ей ничего рассказать, но и оставлять девушку в полном неведении нельзя. Особенно после тех новостей, что ждали его по возвращении: Аспикиенсы извещали, что желают лично взглянуть на нового адепта — человека.