Тори Халимендис - Самая темная ночь

— Запомни, дрянь, — прошипел он, — от меня зависит не только твое благополучие, но и сама твоя жизнь.

И он повалил Ингрид на постель, задирая ей юбки и грубым рывком раздвигая ноги. Несдержанность любовника и отсутствие ласки вовсе не помешали герцогине получить наслаждение, но в ту ночь она поняла, что надеяться ей не кого. Оскар тоже готов ее предать. А раз так, то полагаться она будет только на себя.

Удивительно, но, приняв это решение, Ингрид точно очнулась от долгого тяжелого сна. Она быстро осознала, что Оскар будет далеко не самым лучшим для нее супругом — и принялась тщательно изучать собравшихся в замке гостей. Она знала, кого именно ищет: молодого здорового мужчину, не слишком умного и властного, такого, что во всем бы прислушивался к ее словам. А еще желательно, чтобы избранник был не слишком знатен и богат — тогда ей уж точно обеспечена его вечная благодарность.

Разумеется, Оскара в свои планы герцогиня не посвящала. Тот все чаще отлучался из замка, пытаясь разыскать жену и ребенка убитого мага.

— Нельзя оставлять мстителей за спиной, — растолковывал он. — Мало ли, на что этот ребенок будет способен, когда вырастет.

Ингрид вспоминала горящий ненавистью взгляд пасынка и соглашалась. Вот только напасть на след начальнику стражи так и не удалось. Несколько раз поступали добываемые окольными путями сведения о поселившейся где-то на окраине герцогства молодой вдове с младенцем, но после проверки выяснялось, что никакого отношения к Литору эти женщины иметь не могут. Достаточно было просто взглянуть на них: дородная скаредная купчиха, полуграмотная деревенская баба, переехавшая в город в поисках лучшей жизни, да богатая, но на редкость некрасивая особа из дворянского сословия. Ни одну из них Литор не выбрал бы на роль матери своего ребенка.

Вернувшись из очередной безрезультатной поездки донельзя уставшим, злым и раздраженным, Оскар некстати услышал свежие сплетни о герцогине и некоем виконте, которого вдова вроде бы приглядела на роль следующего супруга. Разъяренный мужчина отправился на поиски любовницы и обнаружил ее сидящей на парапете, ограждавшем плоскую крышу одной из башен.

— Развлекаешься, дрянь? — проревел он, хватая женщину за ворот плаща и силой поднимая с места.

После достопамятной сцены в герцогской опочивальне Оскар перестал скрывать свою склонность к жестокости. Ингрид подозревала, что он не бьет ее лишь из нежелания порождать слухи. Зато оскорбления она теперь выслушивала частенько, а в постели ее былой возлюбленный тоже нередко бывал груб, оставляя синяки от укусов на нежной коже груди и ягодиц любовницы. Иной раз он даже сжимал ее шею, пока она не начинала хрипеть, усиливая таким образом свое наслаждение. И всякий раз после подобных выходок нежно целовал Ингрид и заверял в своей вечной любви. Она уже устала бояться очередной грубости, притерпелась и даже научилась получать некое извращенное удовольствие, но все чаще посещало ее нестерпимое желание прекратить их отношения.

Застигнутая врасплох, Ингрид лихорадочно пыталась сообразить, что она сделала не так на сей раз.

— Что-то случилось, милый? Ты расстроен?

Оскар схватил ее за плечи и сильно встряхнул. Ингрид попыталась покрепче прильнуть к нему, потереться всем телом в надежде, что любовник выплеснет злость, просто грубо взяв ее прямо на крыше, но на сей раз ее расчеты не оправдались.

Резкий рывок за волосы причинил столь сильную боль, что женщина не смогла удержаться от крика, а на ее глазах выступили слезы.

— Шашни за моей спиной крутить вздумала? Шлюха!

— Ну что ты, любовь моя? — залепетала испуганная Ингрид. — Я только тебя люблю, одного тебя.

— Любишь? — Оскар недобро прищурился и швырнул свою жертву на колени. — Доказывай!

Герцогиня покорно склонила голову и потянула вниз штаны своего любовника. Оскар удовлетворенно вздохнул — его возбуждала беспомощность и слабость Ингрид. Глотая слезы, женщина подняла взгляд и облизнула губы.

— Чего медлишь? — нетерпеливо рыкнул Оскар. — Приступай!

Он стоял так близко к краю, так соблазнительно близко, а парапет был невысок. И Ингрид вложила в толчок все свои силы. Она еще успела заметить недоумение на лице своего мучителя, а потом он с животным воплем рухнул вниз.

Осторожно герцогиня приблизилась к краю и посмотрела во двор. С высоты переломанная фигурка казалась нелепой игрушкой, забытой на земле, вот только из-под этой игрушки быстро расплывалось алое пятно. Ни одного крика Ингрид не услышала — происшествие пока осталось незамеченным. Герцогиня злорадно улыбнулась и тенью поспешно спустилась в свои покои. А вечером ей сообщили о нелепой гибели начальника стражи. Мужчину нашли на заднем дворе с приспущенными штанами — должно быть, ему в голову отчего-то пришла дикая затея справить нужду прямо с крыши. Да вот только не повезло бедолаге — оступился.

— Ты плохо концентрируешься, дорогая, — прозвучал надо мной мягкий укоризненный голос Говарда. — Вот скажи, о чем ты сейчас думала?

О чем? Да обо всем понемногу: о тесте для пирогов, которое оставила подходить Дарка, о празднике, на который звали меня Рина и Лада, о сыне сапожника, Тиме, который вчера вечером, робея, сказал мне, что я очень красивая…

— О разном, — покраснев, повинилась я.

— Ну вот. А о чем должна была?

— О свечке.

— Правильно. Зажечь свечу просто, а вот сделать так, чтобы она горела всю ночь и ярко освещала огромный зал — нелегко. Собери все свои усилия, направь их на выполнение поставленной перед тобой задачи.

Говард объяснял спокойно, ничуть не сердясь на нерадивую ученицу. Подумать только, ведь в свое время я так боялась встречи с ним! Трясясь в неуютном дилижансе, что вез меня из Заводня в Теннант, я только и делала, что ревела — так не хотелось мне расставаться с моей прежней жизнью. И как же оказалась права матушка Сузи, когда говорила, что большой город мне придется по душе! Я сама сейчас посмеивалась над своими страхами, над былой растерянностью и неловкостью. Заводень, когда-то показавшийся мне огромным, теперь вспоминался крохотным городком, а оставшаяся в прошлом Бухта-за-Скалами и вовсе не манила вернуться обратно. Сожалела я только о разлуке с Тиной и Деном, ну и о матушке Сузи, само собой. Но постепенно лица и голоса друзей стирались из памяти, и я уже не была уверена, что смогу достоверно вспомнить облик кого-либо из них. Да и надежда на встречу, пусть и не скорую, все еще оставалась. С матушкой — так уж точно.

Широкие улицы Теннанта за два года стали для меня почти родными — во всяком случае, в нашем квартале. Да, я уже называла дом Говарда своим и полагала это само собой разумеющимся. А ведь когда увидала его впервые, то всерьез боялась заблудиться в коридорах без провожатого. Теперь-то я с закрытыми глазами могла пройти из своей спальни в кабинет или спуститься в кухню. А как меня поразил кабинет! Великое множество книг в специально отведенных для них шкафах — да я раньше и шкафов-то не видела, жители Бухты-за-Скалами по старинке хранили вещи в сундуках. Я ходила по кабинету, как завороженная, рассматривая разноцветные — красные, коричневые, темно-синие, зеленые — корешки книг, диковинного вида лампу на столе из зеленого камня с прожилками, небольшую статуэтку, сработанную, как мне показалось, из чистого золота. И была поражена, когда Говард объявил, что я могу заходить в сию чудесную комнату в любой момент, как только того пожелаю.