Тори Халимендис - Полузабытая легенда

И он усмехнулся.

— Ко мне они особой антипатии не испытывают, — добавил Диего. — Впрочем, как и симпатии. Так что, возможно, ваше присутствие действительно будет нам на пользу. Нельзя с уверенностью утверждать, что все гномы отнесутся к вам подобно вашему соседу, но вы определенно умеете произвести на этот народ впечатление. Не может ли это быть таким себе побочным эффектом вашего дара?

— Понятия не имею, — мрачно отозвалась я. — Я, видите ли, знаю о своем даре чрезвычайно мало. И, как вы могли уже догадаться, вовсе не стремлюсь узнать побольше — иначе не потрудилась бы сбегать от любезных господ храмовников.

— Ваше нежелание тесного общения с этими господами вполне понятно, — заметил Диего. — Итак, Риона, достаточно ли мы посвятили вас в свои планы?

Я твердо взглянула ему в глаза.

— Нет, не достаточно. Однако же теперь я, по крайней мере, имею представление о том, куда мы направляемся. Полагаю, о цели визита к гномам вы мне все равно не скажете?

— Вы и сами все узнаете в свое время, Риона, — улыбаясь, проговорил Келебран. — И не сердитесь на Диего, прошу вас. Он и своей-то тени не доверяет.

Сам Келебран тоже излишне доверчивым никак не выглядел, но я опять предпочла держать свои мысли при себе.

— Раз так, господа, то позвольте мне оставить вас. Утром, если не ошибаюсь, нас ожидает ранний подъем? Покойной ночи.

— Покойной ночи, — откликнулись мои спутники.

Очутившись в коридоре, я не спешила отпирать свою комнату, потоптавшись некоторое время возле двери своих попутчиков. Однако же, несмотря на все мои усилия, расслышать мне ничего не удалось. Вздохнув, я отправилась спать. Как ни крути, но Келебран был прав — всему свое время.

Устраивая плащ на вешалке в шкафу, я вспомнила о подарке дядюшки Равеля и вытащила небольшой тряпичный сверток из кармана. Что же за безделицу он подарил мне на память? Развернув мягкую ткань, я невольно залюбовалась подарком. Крупный прозрачный кристалл оплетала причудливая вязь из неизвестного мне металла. Из него же была сработанна и цепочка, на которой полагалось носить украшение. Его нельзя было назвать изящным или изысканным, но оно невольно притягивало взгляд. Чудилось, будто в глубине кристалла вспыхивают и подмигивают мне разноцветные искорки. Подивившись, отчего Равель подарил безделушку мне, а не отдал ее дочери, я надела кулон на шею и спрятала под платье. Там, где камень прикоснулся к коже, разлилось приятное тепло. Гномья работа, вспомнила я. Интересно, это просто украшение или же оно несет в себе какой-нибудь тайный смысл? Надо будет попробовать осторожно выведать у гномов.

Дневные события порядком утомили меня, потому стоило мне, умывшись и раздевшись, укутаться в одеяло, как я сразу же уснула. А наутро никак не смогла припомнить, что же именно мне снилось. Зато и проснулась я рано, и даже спустилась к завтраку немногим раньше своих спутников.

Основательно подкрепившись, мы направились к конюшне, где содержались кони постояльцев. Келебран подвел ко мне гнедую лошадь, рядом с которой та, на которой я прибыла вчера, смотрелась бы не просто доходягой, а почти что полутрупом.

— Ее зовут Песня, — пояснил мне попутчик.

— Прежний хозяин, видать, обладал фантазией, — съехидничала я, протягивая Песне кусочек сахара на раскрытой ладони.

— Не все ли равно? — пожал плечами услыхавший мои слова Диего. — Имя не имеет особого значения, главное — на ней ты не отстанешь от нас.

— Пожалуй, что так, — откликнулась я.

В молчании мы выехали на Гномий Тракт и двинулись по направлению к Горному Королевству. Спутники мои смотрели прямо перед собой и погрузились каждый в свои мысли. Я тоже с ними не заговаривала, предавшись воспоминаниям…

Детство мое прошло в предместье столицы. Небольшой домик нашей семьи стоял на чистой узкой улочке среди таких небольших нарядных домиков, крытых черепицей веселого красного цвета. Люди там жили небогатые, зато веселые и трудолюбивые. Судя по обрывочным детским воспоминаниям, можно было бы утверждать, что родилась я совсем в ином, куда более богатом доме. Да и скандалы, время от времени вспыхивающие между родителями, только подтверждали эти догадки. Мать иной раз упрекала отца в том, что он умудрился пустить по ветру почти все состояние, доставшееся ему от деда. Позднее, когда я немного повзрослела, наряжая меня в миленькие платьица, отделанные узенькими полосками кружева или же атласными лентами, несчастная женщина сокрушалась, что не может позволить себе купить для дочурки такие же наряды, в которых некогда красовалась сама. Я по малолетству своему не понимала ее слез и вздохов. Светлые платьица, надеваемые по праздникам, накладывали на меня немалые ограничения: в них нельзя было прыгать, бегать, играть в прятки с соседскими детьми. Кстати сказать, дружба наша матерью не одобрялась и не поощрялась. Неоднократно слышала я от нее, что мне негоже водиться со своими приятелями, поскольку они не принадлежат к нашему кругу. И при этих словах представлялся мне четко очерченный жирной меловой чертой круг, в котором бедная моя родительница находилась в одиночестве, поскольку у нее самой никаких друзей и вовсе не было. С соседями нашими она разговаривала неизменно вежливо, но и от слов ее, и от самого выражения лица так и веяло прохладой. Отец приходил домой поздно, а в выходные норовил улизнуть куда-нибудь под любым предлогом. В отличии от своей супруги, он обзавелся приятелями, как я впоследствии узнала, жалевшими его и из-за сварливой жены, и из-за неудач, некогда преследовавших его в азартных играх. Огромное состояние, доставшееся молодому тогда мужчине после смерти родителей, почти полностью пошло на уплату долгов. На оставшуюся скудную сумму моя семья купила тот самый домик, в котором прошло мое детство, и кое-как пыталась свести концы с концами. Соседи наши, впрочем, почитали нас за богачей, ведь у мамы оставались ее чудесные наряды и некоторые милые сердцу вещицы, перевезенные из старого дома — их мать любила слегка поглаживать, проходя мимо, и взгляд ее в такие моменты затуманивался. Помимо того, мои родители наняли прислугу. И пусть мама причитала, что иметь всего одну служанку — невыносимый позор, прочим соседям такое казалось роскошью и излишеством, ведь только лишь мой отец ходил на службу, а жена его целыми днями находилась дома и, по мнению прочих обитателей нашего квартала, вполне могла бы заниматься домашними делами и сама. Но мнение соседей маму нисколько не трогало. Прежние ее приятельницы, видимо, не захотели знаться с ней, когда она обеднела, а возможно, что и сама она разорвала с ними всяческие отношения, стыдясь своих новых жилищных условий. Новых же друзей, как я уже упоминала, она заводить не пожелала.