Александр Никатор - Поход

Обойдя свою просторную камеру и сделав разминку которой научил его отец, выслужившийся из простецов ветеранов сержантов в имперские рыцари, ещё в раннем детстве и которую Руфус с тех пор ежедневно, не считая времени лечения от тяжёлых ранений, всегда выполнял по утрам — сиделец подтянулся на руках к окну и краем глаза осмотрел утренний, открывшийся ему, пейзаж: странные нелепые постройки, что все эти годы его заточения так и оставались в полуразрушенном состоянии, и два десятка чахлых деревьев внизу.

Потом старик мягко спустился на пол и став на колени, вновь истово начал благодарить Солнце за новый день и свет, что равномерно доставался всем: как достойным — так и негодяям, которых ещё было время наставить на светлый путь истинных в Вере праведников, святых и обязательно «честных». Честных со всеми и во всём!.

Сегодня Руфус заготовил новые доводы для своих сторожей, когда они привычно начнут насмехаться над ним при выдаче пищи и он сможет своими короткими но страстными речами убедить их покаяться и начать наконец вести жизнь достойную, а не в постоянном грехе тьмы и непонимания собственных заблуждений. Однажды ему уже удалось убедить свою стражу в подобном и старик этим очень гордился.

Тогда, он уже и не помнил сколько лет назад это произошло, но ему казалось что очень давно — после его проповедей и совместных молитв вместе с ними, стражники караулившие ересиарха попытались вывезти своего пленника прочь из замка, где его удерживали.

Но какая то ошибка помешала этому. Руфуса заперли на год в одиночную камеру и спускали еду на верёвке в каменный мешок где он тогда пребывал, а его бывших стражей, по рассказам новых — казнили через месяц после неудачного побега.

— Это всё мелочи… — прошептал старик самому себе и споро поднялся на ноги. — Мелочи! Люди отдали жизни, в начале пути просветления и Святое и честное Светило это обязательно оценит! Они умерли под топорами палачей, забывших о правде и справедливости, а значит — умерли достойно! Вопрос не когда умереть, а как… как… как?! — он обхватил голову обеими руками и начал что то истерично шептать, словно споря сам с собой.

Потом внезапно прекратил это занятие и с каменным выражением лица уселся на своё недавно покинутое ложе, ожидать когда ему принесут завтрак и появится возможность для ежедневной краткой беседы-проповеди, с его нынешними охранителями тюремщиками.

За два десятка лет, что Руфус провёл в заточении, после своего подлого пленения — он стал себя считать не просто посланником Солнца в империи, но его голосом и практически правой рукой, с помощью которой Светило и пытается спасти грешников данных земель, и вернуть их на путь истинный!

Он постоянно проповедовал любой своей охране и особенно начальнику его узилища, когда тот, раз в неделю или чаще, регулярно навещал пленника с пирогом из дичи и кубками вина, и угощал своего единственного подопечного, как рыцарь рыцаря — один выслуженный знатец, второго, подобного и равного ему по положению, имперца.

Руфуса до сих пор почитали за символ все рыцари империи, правда прежнего, до того как он стал проповедовать — как некую легенду, истинного славного рыцаря империи, что жил лишь борьбой и славой ратной, на благо державе и искренне скорбели о его неизвестной им нынешней участи: по словам высокой знати — сумасшедшего в какой лечебнице в столице, по мнению низовой — праведника которого истязают инквизиторы к тайной тюрьме при храме Карающего Жара.

В официальные слухи, что Руфус умер сразу же после пленения, что по приказу императора начали распространять агенты покойного монарха — никто особо не верил. Однако искать и тем более освобождать Руфуса, также особо никто не пытался.

Ересиарх «честных» пропал также внезапно как и появился, и это давало почву для всё новых легенд о нём, и самых чудовищных слухов.

Император спрятал Руфуса не только от его сторонников что могли попытаться освободить своего лидера, но и от ненависти противников, из числа инквизиторов и жрецов: суда быть не должно, ибо неизвестно чем он закончится. Казни, тем более показательной — тем паче, что бы не создать кумира для поклонения всем протестникам в огромной державе.

Император решил держать Руфуса в неизвестности, не подпуская к нему никого с обеих сторон противостояния и просто дождаться его смерти, а потом захоронить, в далёких пустынных землях империи.

При подобной политике главы страны Руфус не был ни мёрт ни жив и именно это позволяло надеяться императору на то, что ересь, если она возродится с иным лидером «честных», не будет уже столь сильна как при первом ересиархе, возвращения которого ожидали оставшиеся малочисленные сторонники Руфуса и подобное ожидание всячески культивировалось агентурой имперских служб, что бы временно успокоить максимально большое количество «честных» и со временем полностью их интегрировать в имперские рамки, которые ранее они так яро рвались крушить…

Сам пленник, в своём узилище где был единственным арестантом, постоянно всё объяснял и трактовал, чем приводил в искреннее восхищение начальника сего заведения: рассвет и закат, пение птиц, новый день или дождь — всему Руфус находил объяснение в знаках Светила грешникам и требовал начать «справедливое и честное правление», от власть придержащих правителей.

Зашли, гремя огромными ключами от дверей и клеток, дежурившие сегодня стражи, с тележкой — на которой, в горшке была наложена каша с мясом и свежий хлеб, кувшин с молоком и фрукты.

Ещё покойный император требовал что бы Руфуса кормили достойно и выделял на это приличные деньги, которые хотя и разворовывались, но умеренно, что позволяло выдавать регулярно арестанту приличные куски свежей баранины или целого, убитого на охоте, кролика, а также сыр и молоко с творогом, если Руфус об этом просил.

После того как стражи выставили на грубо сколоченный деревянный стол принесённые ими продукты и собрались привычно затыкать окриками поползновения старика, и их отправить, своими еретическими речами, на плаху к палачу — младший из них, Робер, внезапно расхохотался и подмигнув напарнику, прошептал: «Атакуем первыми — не дадим дедугану нам по ушам скакать!»

— К нам приехала делегация, из инспекции имперских крепостей и замков с арестантами! — буквально заорал он, глядя в лицо Руфусу, когда старик ещё только набирал воздуха для своей очередной утренней проповеди перед грешниками, погрязшим в ошибках своим сторожам. — Сейчас беседуют с начальником нашей тюрьмы, а после обеда и всего к этому причетающегося, может и сюда заглянут — поглядеть краем глаза на тайную общеимперскую знаменитость! На тебя, старый ты хрыч!