Татьяна Патрикова - Zombi in Russia

— Не… об-б-б-б…

Сидящий рядом с ним Борисенок взял ундинку за руку и крепко сжал узкую ладошку.

— Напомнить, что ты мне обещал

Лерка тут же старательно завертел головой. Все он прекрасно помнил. Просто… ведь для голосовых связок так мучительно это неблагозвучие чужого языка. Жуть! Но умрюнец глубоко вздохнул, закрыл глаза и медленно проговорил, почти не запинаясь, правда, подбирая слава покороче, поэтому прозвучало смешно

— Не обижаем… теть…

— А дядь, значит, можно — хмыкнув, уточнил у него Силай, решивший немного разрядить обстановку, но вместе посмеяться над глупой шуткой они не успели, потому что в дверь снова позвонили. Это с пакетами хавчика из японского ресторанчика примчались Димка Бублик и его умрюнец Темка. И все бы ничего, но их появление ознаменовало новый виток проблем, правда, даже сами пришедшие о них пока ничего не подозревали.

Арсений Львов убрал мобильный телефон и, еще плохо соображая, направился прямиков в ту комнату, которая в его пятикомнатной квартире на проспекте Вернадского была выделена для Игоря. Тот, как не странно, не спал и был застигнут за чтением потрепанного томика Ги де Мопасана. В любой другой день Львов сказал бы что-нибудь о том, что это интересный выбор для умрюнца, и оставил бы напарника в покое, но не сейчас. Генерал замер в дверях, не замечая, что сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Умрюнец заложил пальцем страницу и встретился с ним взглядом. Что он увидел в глазах человека, неизвестно, но после непродолжительной заминки книга была отложена в сторону, а сам Игорь легко поднялся с кровати и пошел навстречу напарнику. Тот все еще стоял неподвижно, словно тело его покрылось броней, жесткой и закостенелой, и смотрел на приближающегося клоуна стеклянным, расфокусированным взглядом. Львов боролся с самим собой. Желание ударить, впечатать кулак в вечно юную, неменяющуюся за все эти годы физиономию, было таким сильным, что перехватило дыхание, а сердце болезненно кольнуло. Старость. Хотя, нет еще и пятидесяти, но если учесть, сколько уже пришлось пережить… Игорь встал четко напротив напарника, аккурат на расстоянии замаха. Встал в ожидании. Он понял. Конечно, он понял, какие демоны плясали в груди генерала резвый фокстрот. И был готов получить по лицу, подставлялся под удар, прямо-таки напрашивался. Зачем Почему так подло врал про сына Почему готов заплатить за ложь прямо здесь и сейчас Кулаки разжались, Львов закрыл глаза, выдохнул и снова посмотрел на умрюнца.

— Собирайся. Мы выезжаем.

Умрюнец ничего не сказал. Только вышел вслед за ним из комнаты. Генерал накинул куртку, обулся и ушел вниз, к машине, не закрыв за собой дверь. Игорь замешкался, вот и проверим, способен ли умрюнец сам взять с полки ключи и закрыть квартиру. Оказалось, что способен. Лучше поздно чем никогда узнать о том, что не так уж напарник и инфантилен, просто с припиздью. Злость вновь обожгла внутренние органы. Львов резче, чем следовало провернул ключ в замке зажигания и тронулся с места сразу, как Игорь оказался рядом с ним на соседнем сиденье. Молчание длилось недолго, слова рвали душу на куски неровными кроями осколков мыслей и поруганных, растоптанных и разбитых в дребезги чувств.

— Что я тебе сделал За что ты так ненавидишь его — вырвалось у генерала, несмотря на то, что он доподлинно знал, Игорь не ответит. Никогда не отвечал, сколько бы он не спрашивал, сколько бы не требовал заговорить, только просить еще не пробовал, умолять… но подумал он об этом, почему-то, только сейчас. Отмел мысль, как несущественную и продолжил зло и отчаянно — Ненавидишь его только потому, что он от меня, правильно я понимаю Не ответишь, знаю. Так хоть кивни!

В ответ со стороны пассажирского сиденья раздалось сдавленное фырканье. Насмешливое и… такое же злое, как звенящий от напряжения голос генерала, остервенело выкручивающего руль при маневрировании на московских улицах.

— Сука! — выплюнул Львов в пустоту.

В ответ услышал спокойный голос, глубокий и грудной баритом, приятный на слух и возмутительный для восприятия распаленного яростью сознания.

— Я не могу ненавидеть собственного сына. Я даже тебя возненавидеть так и не сподобился.

— Так какого хуя ты мне мозги компостировал все это время! — пойманной в сети белугой взвыл генерал. И получил простой ответ

— У меня тоже есть гордость. И у него будет, когда вырастит.

Слова умрюнца отрезвили. Львов сбросил скорость, отчаянно жалея, что уже лет семнадцать, как бросил курить. В угоду Игорю, между прочим. Что б его!

— То есть, по-твоему, в угоду гордости можно и ребенка до посинения гнобить, так получается Только тюкаешь ты его вроде как не за свой, а за мой счет, правильно И чего ждешь На что рассчитываешь — Умрюнец не ответил, глядя в окно с непроницаемым видом. Генерал помолчал, собираясь с мыслями. Ярость все еще клокотала где-то внутри, но уже далеко, уже под толщей иных чувств. Сожаления, отчаяния… боли. Да, черт побери, ему было больно! Почти физически больно, что все эти годы рядом прожила меркантильная лживая тварь, чей меркантилизм зиждился на гордости, которой и у самого генерала было хоть отбавляй, но ставить ее выше семьи, выше детей и чувств. Выше дружбы и… ну да, как бы глупо это не звучало в его возрасте, выше любви Нет. Никогда.

— Я тебя понял. Поэтому готов поступиться своей, — негромко сказал он, полностью сосредоточившись на дороге и даже глаза не скосил, чтобы взглянуть на напарника. Тот долго молчал, потом выдал

— Такие жертвы — лишнее, — голос Игоря звучал угрюмо и глухо.

Генерал не ответил, для себя он уже все решил. Если придется унижаться, если придется плясать под дудку этого монстра, которого он по наивности своей долгое время считал другом, а потом позволил ему сделаться любовником, путь и на одну ночь, но все же, он был готов принять все как данность. Ради сына… ради семьи. Пусть и такой дурацкой. У них с Клавдией изначально семейная жизнь была несколько нетрадиционной даже на взгляд продвинутых обывателей двадцать первого века, так что Мирон, как их общий с Игорем сын, всего лишь новый, так сказать, постапокалиптический виток. Вот и все, вот и поговорили. Но тут Игорь, все так же отвернувшись к боковому окну, сказал в пустоту

— Мне двести лет, ты не… — его прервал визг тормозов и яростный мат Львова, резко крутанувшего руль, чтобы уйти от лобового столкновения.

Разговор пришлось прервать, потому что в зеркале заднего вида генерал увидел, как через лобовое стекло чуть не протаранившей их малолитражки вывалился на асфальт только-только вылупившийся зомби, еще минут десять назад бывший молодой женщиной. Зарычал и кинулся в их направлении. Львов выхватил дробовик, заряженный разрывными, выскочил из машины и одним выстрелом снес зомби пол лица, а вторым окончательно прикончил. От головы остались одни ошметки. Из шеи, рухнувшего навзничь тела, торчал уродливый остов позвоночника. Только Арсений собирался вернуться к машине, чтобы позвонить куда следует. Повернулся спиной к укокошенному зомби и врезавшейся в столб малолитражки, как мимо него стрелой промелькнул Игорь. Скрюченные в ярости когтистые пальцы умрюнца сомкнулись на детской шейке. Мальчик лет шести-семи превратился в зомби вслед за матерью. И это днем, и это в городе, защищенном умрюнцами от воздушно-капельного заражения. Игорь оторвал ребенку голову. Отшвырнул окончательно обмякшее тело на асфальт и повернулся к напарнику, отсвечивая красными отблесками в глубине глаз, вокруг которых пролегли типично клоунские синяки. В случае необходимости окрас умрюнцы меняли прямо-таки мгновенно.