Екатерина Оленева - Черная королева (СИ)

– Я только на это и надеюсь.

Слушая их, я и не знала, радоваться ли мне тому, что у меня таким умные-разумные дети?

Или печалиться, что в столь юные годы из них выросли такие отменные лицемеры?

Им предстояло вершить судьбы мира. Искренность в этом случае бывает помехой.

Я, кажется, успела просчитать всё: и то, что просьба уехать из страны умилостивит Риана, и то, что это выведет Лейриана из-под возможного удара. И даже то, что это смягчит горькую пилюлю для Эллоиссента, заставив смириться с ситуацией.

Но Миарона из виду я упустила. Совершенно.

Первая же наша встреча показала, что зря.

Он был в ярости. Неподдельной, искренней и горячей.

Нужно отдать ему должное, когда Риан собрал всех в тронном зале, чтобы официально объявить новость о снятии обвинений с посла Эдонии, а также о том, что, хоть брачных договоров Фиар заключать не планирует, мы посылаем в знак вечного мира своего посла Лейриана Монтерэя, ни один мускул на потемневшем от гнева лице оборотня не дрогнул.

Я даже подумала, что Миарон не придал особого значения разлуки с моим сыном.

Центром моего внимания были отец и сын, один с интересом, другой с затаённой нежностью встретившиеся после стольких лет разлуки.

По факту, они ведь виделись впервые и, судя по сходству их характеров и вкусов, должны были неплохо поладить.

Когда Миарон заявился в мои покои, я попыталась возмутиться.

Во-первых, это были рискованно. Во-вторых, в мои планы на сегодня не входили любовные игры.

Но тон, которым Миарон начал разговор, быстро убедил меня, что опасаться любви с его стороны сегодня решительно не приходится.

– Как ты посмела? – зарычал он, грозно надвигаясь. – Как ты посмела решить всё без меня? Как будто я кормилица, которую отослали за ненадобностью, как только дитя перестало нуждаться в мамке? Ты меня даже не удосужилась поставить меня в известность, проявив тем самым хотя бы видимость уважения?

Признаться, всё так и было. О, ужас! Я подумала обо всех, кроме него.

У Миарона были причины сердиться, но, между тем, мне совершенно не хотелось нянчиться с чьими-то больными нервами или самолюбием.

Но одно дело – хочется, а другое – «надо» и «придётся».

– Прости, у меня не было времени.

– У тебя не нашлось для меня нескольких паршивых минут?!

– Ну чего ты от меня хочешь? Дело вовсе не в отсутствии уважения, пойми! Вся моя жизнь на виду. Если я то и дело стану посылать за одним из тех, в ком люди должны видеть лишь моих верных вассалов, то с таким же успехом я могу повесить на тебя табличку: «вот мой любовник».

– Пустые отговорки, куколка. Причём настолько жалкие, что не стоят обсуждения. Чтобы и как я не делал, ты всё равно упрямо будешь смотреть в одну и ту же сторону, да?

– Нет.

– Все эти годы я растил твоего щенка как родного. И что получил взамен? Стоило ему увидеть своего ненаглядного папочку, как он не то что добрых слов на прощание не нашёл – даже не вспомнил о том, что не плохо было бы попрощаться. А с тобой? Прошло столько лет, но мы начинаем в той же точке, что закончили.

– Нет, Миарон, нет. Мои действия продиктованы совсем не тем, что тебе мерещится.

– Послушай меня, ты…

– Нет, это ты меня послушай! – повысила я голос, одновременно с тем невольно замедляя темп речи. – И услышь меня, пожалуйста, – последние слово я невольно произнесла мягче.

Мне не хотелось его сердить.

Ссориться я не собиралась – я искала взаимопонимания.

– Я признаю твоё право на обиду и даже готова извиниться Мне следовало уведомить тебя заранее о том, что я сделала. Жаль, что это случилось так, как случилось, и стало для тебя неожиданностью. Но на то, чтобы решение моё было таким, какое оно есть, у меня веские причины. И связаны они не с моей сердечностью склонностью к Эллоиссенту, а с жёсткой необходимостью. Когда-то ты сам учил меня следовать голосу разума…

– Я? – сверкнул клыками Миарон в жесткой ухмылке. – Ты меня явно с кем-то путаешь. Мне всегда нравилось жить свободно и действовать свободно. А то, что ты называешь голосом разума не более, чем жалкое лицемерие.

– То, что я называю голосом разума есть ответственность и чувство долга.

– Ты стала такой же жалкой и предсказуемой, как всё в этом мире!

– Так уходи, если это так. Я не смею тебя задерживать.

Я не успела даже дёрнуться, когда острые когти сжались вокруг моей шеи.

Раны на шее самые паршивые. Кожа тонкая, мышц – почти нет, несущие жизнь артерии на поверхности.

А тигриные когти мощные и острые.

Я замерла, стараясь не выказывать ни тени страха, что испытывала.

Спокойно глядела в глаза зверю.

– И что ты хочешь этим доказать? – тихо спросила я.

– Ты забываешь, с кем говоришь! Или думаешь, твой статус, твоя стража или твоя корона спасут твою жалкую жизнь, если я всерьёз захочу её отнять?

– Ты мне сейчас тут силу демонстрируешь? – не меняя тона, полюбопытствовала я.

– Ты догадлива, – растянул он кроваво-алые губы, скаля острые кошачьи клыки.

– Что толку в силе, друг мой, коль ума не нажито?

Миарон моргнул. Глаза его приняла человеческое выражение.

– Ты?.. – сузил он глаза. – Во что ты превратилась?

– Я просто сделала то, что никак не удаётся тебе, друг мой – повзрослела. И больше никаких волшебных трансформаций. А теперь-ка, давай, ты либо уже убивай меня – либо убери когти.

Не сводя с меня побелевших от ярости глаз, руку он всё же отнял.

– А теперь – сядь.

– Ты думаешь, что можешь мне приказывать?

– Сядь, я сказала.

– А если я не подчинюсь, ваше величество, что тогда? – скрестил он руки на груди, с вызовом глядя на меня.

Я засмеялась, тряхнув головой и села сама:

– Тогда ты будешь стоять передо мной навытяжку, как и положено вассалу перед королевой. И заметь, это твой собственный выбор.

На мгновение в его глазах мелькнула такая дикая ярость, что я мысленно попрощалась с жизнью.

Но в следующую секунду человек взял зверя под контроль.

К моей неожиданности, Миарон рассмеялся, тряхнув головой, отчего волосы, которые всегда мне нравились, даже тогда, когда всё остальное в нём я терпеть не могла, не колыхнулись вокруг треугольного лица.

– Ты умеешь быть убедительной, – присел он у моих ног и, прищурившись поглядел на меня снизу – вверх.

Я читала в его взоре насмешку и восхищение, издёвку и уважение. Всё это, как всегда приправленное неприкрытым вожделением, когда-то столь сильно меня смущавшем.

– Я отправила Лейриана с Эллоиссентом потому что в Эдонии мой сын будет в безопасности.

– Ты забыла, чем это закончилось в прошлый раз?

– Ты не сможешь защитить Лейриана сейчас. Да и какого мне будет, если мои сыновья схлестнутся между собой?