Лидия Евдокимова - Тёмное солнце

Ветрис тяжело оперся на стол, чувствуя холодный камень вместо привычного дома тёплого дерева. Он уже скучал по своему рабочему кабинету в глубине Лесного Замка, больше походившему на дупло дерева, чем на рукотворное строение. Но скука ударилась о список потерь, написанный на листе мятой бумаги короткими быстрыми буквами, и распалась прахом. Как и жизни десятков воинов Долины.

Вождь чувствовал, что не колдовство Лаитан тому виной. Она всего лишь искала предательство — в той манере, которой отличалась владетельница, быстро, сильно, эффективно и безжалостно. И нашла. Что удивительно, имперцы оказались подвержены неведомой порче больше, чем варвары. И боги знают, сколько ещё носителей заразы жило до поры за стенами дворца.

«И сколько порченых среди твоего народа, — подумал он. — Не забывай, даже младший погиб. Хотя Безымянные уж точно никогда ранее не болели человеческими болезнями, даже чума и мор обходили стороной посвятивших себя долгу. Нужно проверить всех. Но сначала нужно вернуться домой».

Последнее было актуально. Киоми, проводившая его в этот безжизненный мраморный покой, прикрытый со всех сторон камнем и многочисленными этажами, полоснула на прощание пронзительным взглядом, и оставила его вчера. Сегодня утром принесли немного воды и сухой хлеб. Вождь усмехнулся, но поблагодарил за роскошную трапезу. Ему, как и большинству мужчин Долины, приходилось неделями путешествовать по степи и пустынным землям, довольствуясь меньшим, и такой рацион не являлся чем-то оскорбительным или непривычным.

Мысли свернули к другому. Владетельница, проведя вчера ритуал, не похожий ни на что, известное Ветрису, устала, и сегодня вряд ли примет его. «Почётный гость» же в Империи означало, скорее, «почётный пленник», судя по количеству караулов и тому, как набухли и шевелились тени, в которых наверняка таились служанки Лаитан. Судьба вождя стремительно клонилась к закату, но он надеялся переломить это падение. Неожиданно в памяти всплыл недавний момент.

— Ветрис… Ветрис…

Коэн помотал головой, очутившись в каком-то тёмном месте, без намёка на пол, потолок, стены. Он мог двигаться, но двигаться было некуда, и варвар только пожал плечами. Но и тела не было, только разум. Что-то такое он вспоминал, когда обращался к памяти предыдущих воплощений Коэна, которых за прошедшие тысячи лет накопилось прилично.

— Пятьдесят два целых, девять сотых, — уточнил бестелесный голос, звучащий откуда-то сзади.

Ветрис повернулся назад, повинуясь инстинкту воина, но добился лишь потоков мерцания синего и голубого цветов, волнами разошедшихся вокруг себя. Это приятно разнообразило окружение, но было бесполезно.

— Девять сотых? — с недоверием спросил он у невидимого собеседника. — Почему так много?

— С момента последнего обновления ядра личности сроки жизни сократились, — объяснил все тот же спокойный голос, напоминавший интонациями учёных Долины. — Теперь можно рассчитывать на две-три сотни лет, не больше. Но несчастные случаи и войны портят статистику.

— Кто ты? — мрачно спросил Ветрис, понимая, что этот вопрос нужно было задать с самого начала разговора, и осознавая, что, скорее всего, ему солгут. — Что это за место?

— Это не место, — теперь в голосе ощущалась усталость. — Каждый раз приходится объяснять заново…

— Хм. А ты точно пробовал рассказать понятно? — парировал Коэн. — Или каждый раз запутывал насмерть словами?

— Если ты спустишься в Сердце Долины на самый последний уровень, выложенный хрусталём, то внизу главного ствола лестницы будет дверь из серебра и белого золота, украшенная символами Луны и Отца-Океана. За ней расположены покои Совета…

— Я был на Хрустальном этаже Сердца, — прервал его Ветрис, — там нет никакой двери, только грубый камень. На нем высечено предупреждение об опасности. Ты, кем бы ты ни был, лжёшь!

Долгий протяжный вздох разнёсся по этому непонятному пространству. Словно воздух выпустили из дыхательного мешка, который брали с собой горняки и водолазы, опускаясь в глубины.

— Я не умею лгать, в отличие от других моих братьев, — ответил незримый собеседник. — Князь Долины Ветров, ты сам приказал закрыть вход полторы тысячи лет назад, но зачем ты удалил это из своей памяти, не ведает даже Отец. Если ты сейчас в Сердце, спустись вниз и прикоснись к скале. И ты увидишь меня.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — медленно проговорил Ветрис. Связь с безымянными была утрачена, а собственная сила Коэна отзывалась так неохотно, что можно было подумать, что он спит или без сознания. — Кто ты, тварь?

— Я — Сердце Долины. Я — твой советник, оппонент и слуга.

— Лжёшь, — Ветрис помнил всех своих советников, некоторые из которых даже не были людьми. И тем более он доверял своей памяти перерождений, которая молчала в ответ на судорожные запросы. — Я не знаю тебя.

— Просто коснись скалы.

— Как только вернусь в Долину, — усмехнулся Коэн, — сразу приду к тебе. Если доживу.

— Если не доживёшь, то мы все равно увидимся, — нотки усталости сменились в голосе лёгкой грустью. — Только ты все забудешь.

Ветрис помотал головой, стараясь разогнать туман в мыслях, и понял, что вокруг больше не плещется темнота, а очень даже светло. Пахло кровью, страхом и вонью разложения.

«Обычный день из жизни варвара», — подумал он и разлепил губы, чтобы улыбнуться. Было больно.

Коэн вынырнул из воспоминаний, и помотал головой. Таящийся в его родовом дворце подземный этаж был важен, это он помнил. Но чем именно и зачем его замуровали вскоре после рождения Ветриса — этого он не знал. А советники, как один, отказывались рассказывать, пока повелитель не достигнет нужного возраста и не овладеет памятью предыдущих воплощений. «Какая, к хренам, память, — разозлился он при этой мысли. — Обрывки. Ветошь. Я не могу сейчас даже рассчитать простейший курс сближения в системе трёх тел…»

На этих словах он вздрогнул. Они звучали дико, чуждо и незнакомо, но вырвались в его сознание леденящим ветром, легко и непринуждённо. Коэн обхватил ладонями закружившуюся голову, и тихо заскулил, не думая о том, что его могут услышать Безымянные. «Так вот о чём они говорили… — варвару стало страшно. Он не признался бы в этом никому, бесстрашие и смелость ценилось дороже золота, но страх от того никуда не делся. Ужас от осознания того, что ему придётся потерять себя — того себя, которого он помнил уже два десятилетия. — Я не хочу!»

«Придётся, — отозвалось внутри него. Голос Ветриса, прозвучавший из тьмы разума, был холоден и бесстрастен. — Это происходит регулярно, и страшиться тут нечего. И незачем. Ничто не помешает мне стать собой. А тебя, мальчишка, я даже не вспомню. Не бойся, это не больно…»