Лидия Евдокимова - Тёмное солнце

— Да, — наклонил голову еще ниже Безымянный, чувствуя, как краска стыда заставляет кожу щёк и затылка багроветь, словно ошпаренную кипятком. — Торговец и погонщик не выдержали бы дороги в снегах, они были больны, и…

— Ни слова больше, — Коэн с сожалением посмотрел на бокал, потом на стену, и шумно вздохнул. В его синих глазах опасно плескались серебристые блёстки, как рыба в пруду. — Это его слова. Я вижу их в твоей памяти. Позволь рассмотреть остальное.

Безымянный прикрыл глаза, вспоминая и позволяя своему брату, первому среди равных, заглянуть в воспоминания о пережитом плене среди мёрзлых скал севера, позоре пыток и еще большем позоре освобождения на границе со Степью. Чёртовы тхади подкрались незаметно, когда они спали в палатке, ожидая рассвета.

До рассвета оставались считанные минуты, и никто из троих посланцев Князя даже не думал о сопротивлении. Они лежали у едва тлеющих углей костра, чтобы не потерять ни единого грана тепла, и беспокойно ворочались в предутреннем сне. Палатка, рассчитанная на пятерых, остывала слишком быстро, а через рваный полог, с трудом заштопанный кривой иглой, дул морозный ветер, оставляя на кожах и ткани полосы изморози.

Безымянный почувствовал чьё-то присутствие, только когда обжигающе ледяная сталь прикоснулась к его коже на шее.

— Варум кхагра те? — на темно-зелёной морде тхади, сидевшего у него на груди, застыло грозное выражение, от которого обычные люди, должно быть, теряли вчерашний ужин, но Безымянный не испытывал страха. — Варум хатес ни?

— Я пришёл от князя Долины, и несу его слова, — выдавил воин, с ненавистью глядя в тёмные буркалы глаз врага. — Твой властелин должен услышать…

— Моя Властелин сам решает, кого куда слышать, кхум урах, — на выпирающих из-под нижней губы отвратительного слуги Тьмы клыках блестела плёнка слюны, и Безымянный вздрогнул, вспомнив рассказы о том, как именно тхади эскортируют пленников в Цитадель. Говорили, что они отъедают им руки и уши, чтобы те не сбежали. Заодно экономят на рационах, или разнообразят их… — Но моя, Урдан Кхан, рассказать ему. Остальное в руках Великой Итмы.

— Вот как, — Ветрис допил чашу, и поставил её на столешницу, кивком предлагая своему младшему брату угощаться. — Вас застали врасплох. Хотя на шатре и животных были мои знаки, и знаки посланцев…

Безымянный, отхлебнув из медной братины, кивнул, отрывая крылышко от птицы.

— Да, мой вождь, — ответил он, облизнувшись. — Животные пали в предгорьях, но знаки остались, и мы несли их до самого перевала.

— Подло. Но эффективно, — Ветрис задумчиво подошёл к окну, и распахнул его. В комнату проник аромат прелой листвы и цветов, распускающихся в лесах ранней осенью. В этом сезоне листья облетели рано. — Если он думает, что я прощу ему смерть моих людей, пусть даже из имеющих имена, то Тёмный очень ошибается. Я ничего не прощу ему.

Коэн с размаху хватил рукой по подоконнику, так, что брызнули щепы.

— Это мои люди, — тихо проговорил он, словно прислушиваясь к своим собственным словам. — Я несу ответ… ответственность за них. И должен…

Безымянный замер, не дожевав мяса птицы, и несколько белых волоконец повисли на его пышных усах. Кажется, сейчас он прикоснётся к чему-то, будоражащему и тайному. Но его старший брат замолчал, и замер.

Только слабо подрагивающие пальцы и ноздри говорили, что Ветрис жив и очень раздражён.

— Иди отдыхать, — в голосе Коэна слышалась сталь и медь, и Безымянный, одним долгим глотком допив вино, коротко поклонился своему повелителю. — Завтра мы выступаем в поход.

Молодой князь Долины довольно усмехнулся, от чего его лицо на миг стало походить на маску. Посмертную маску.

— В Империю. Мне пора подумать и о будущем.

«Тебе вообще пора начать думать», — в тот же момент прозвучали слова, произнесённые несколькими десятками метров ниже, в глубоких подвалах дворца. Но их никто не услышал.

Пески, поглотившие не одну тысячу жизней, оставались далеко за границей видимого. Скалистия, чьи высокие острые и бритвенно опасные пики вздымались молитвенными пальцами, лежала восточнее, и тоже терялась на фоне бледного, обожженного солнцем неба за границами дворцового комплекса. Двуречье, остаток пышного цветущего края семи рек, медленно изгибалось серпом впереди, почти касаясь кончиком острия Трехязычья, и вмещая в себя Империю Маракаш.

Западная Империя раскинулась перед ней во всем великолепии. Вид из высокого окна дворца, чья узорчатая тень каменного проема падала под ноги властительницы, рассвечивался ярким двойным солнцем. Внутренний двор, где пышные сады в окружении блистающих фонтанов из разноцветного стекла спорили по красоте с невиданными цветами, дышал свежестью и влагой. Мастера стихий старались во всю мощь, обеспечивая климат и нужную температуру самым разнообразным посадкам. Скульптуры из белого и зеленого мрамора и щербатого пористого камня дополняли картину, теряясь в зелени и цветущих кустах. Их поднятые руки с оружием или шарами нерожденных заклинаний высовывались из буйной цветастой пестроты тут и там, словно наряженные в цветные халаты южные караванщики бродячего балагана. Синие и голубые зоны Мастеров воды оттенялись разными цветущими композициями всевозможных оттенков ультрамаринового, плавно скоьзящего в зеленоватый цвет Мастеров земли и их коричневую основу. Каменные сады земляных дел Мастеров украшались композициями из мхов и лишайников, рядом с которыми соседствовали тонкие ниточки зелени и ажурных белых ковров. Цветник касался гранями владений Мастеров воздуха, чьими цветами стали все нежные и неуловимо переливчатые оттенки. Рассыпанные на поверхности земли, словно бусины из драгоценных камней, они покрывали вуалью переливающихся дрожащих цветов следующую часть сада, медленно линяя в первые оттенки огненных кустов с пылающими под солнцем глянцевыми ягодами, чьи плоды были так же горячи в руках, как приправа из них во рту. Красные и оранжево-охровые мазки снова касались зоны Мастеров земли, замыкая круговую композицию сада.

Середина, где прохладные каменные лавки и беседки с цветниками давали покой и возможность отдохнуть, оставалась темным с золотом пятном. Яркие всполохи выложенного черно-золотым мрамором солнца, чей восход был вечен в стремлении победить Тьму, навсегда оставалась местом официальных встреч и переговоров. Сейчас по темно-золотому пяточку, лишенному всех цветов и деревьев, кроме скульптурных композиций и стеклянных фонтанов, расхаживали новые гости Империи.

Несколько десятков прибывших были одеты в тканевые безрукавки, поверх которых блестели серебряными лучами доспехи из кожи и металлических вставок. Одинокая группка варваров Долины, лишенная любых знаков отличия, держалась поодаль, рассредоточившись и заглядывая под каждый кустик и каждый листик в саду.