Вера Чиркова - Беглянка

Эти мысли казались мне такими верными и логичными, что я, нимало не колеблясь и не волнуясь, протянула руку и подумала властно: «Огонь!»

И только после этого засомневалась в правильности своих действий, некстати припомнив слова магистра, что теперь мне не только целоваться нельзя, но и просто жить следует осмотрительно.

Поздно. Розетка горелки, установленной над камнем, уже светилась веселым солнечным светом, а в кухне запахло нагретым маслом. Я поспешила заняться выпечкой лепешек и не думать о том, чего исправить все равно уже нельзя. Как говорит Луизьена: «В тележке, куда запряжены три лошади — воспоминания о былом, тоска по несбывшемуся и старые обиды, невозможно уехать по дороге, ведущей к счастью». И она, как всегда, права… Но кто бы знал, как часто я теперь вспоминаю хотя и непростую, но понятную и уверенную жизнь, какой жила рядом с ней.

Завтракать я решила не в кухне и не в столовой, а на веранде и вскоре уже сидела в плетеном кресле, макала в мед теплые лепешки и запивала холодным молоком, найденным в шкафу с белой печатью. И пыталась разобраться с магией, так внезапно ворвавшейся в мою жизнь и уже начавшей перекраивать мое будущее на совершенно невозможный, ошеломительно новый лад.

Только теперь до меня начала во всей полноте доходить истина, которую я не могла принять еще вчера утром. Я больше не подчиняюсь никому из тех, кому обязана была подчиняться ранее. Ни императору, ни его родне, ни его правосудию и порядкам. Отныне меня защищает и судит только Сарканская цитадель, и от ощущения небывалой свободы просто захватывало дух.

Я представила возвращение в свой родной дом, жалостливые взгляды слуг, вздохи тетушек, которые немедленно примчатся меня опекать, и неожиданно поняла, что больше ничего этого не боюсь.

Хотя это неправильное слово, я никого из них и раньше не опасалась. Просто неприятно было представлять поток направленных на меня высокомерно-сочувствующих взглядов, покровительственных улыбок и многословных снисходительных советов, как и где девушка моего возраста должна искать себе достойного мужа.

И ведь даже намекнуть нельзя было наивным родственницам, насколько больше их самих я знаю о жизни и мужском коварстве, а кстати, и о женском тоже. И давно поняла, у лживости и подлости нет пола, они одинаковым дурманом расцветают как в мужских, так и в женских душах.

На веранду прибрел довольный, сытый Кыш, нехотя, из вежливости, сжевал кусок лепешки и развалился на нагретых солнцем досках пола. Некоторое время я чесала ему за ушком, потом, припомнив способность магов отличать напоенные силой вещи от пустых, немного помучилась, пытаясь с закрытыми глазами увидеть ауру Кыша. Но вскоре вспомнила о собственной способности не замечать сырой силы и разочарованно оставила это занятие. Как я начинаю понимать, увидеть подобное волшебное зрелище мне не удастся никогда. Зато я уже умею зажигать огонь и скоро смогу не таскать повсюду свою зажигалку и покупать к ней напоенные магией камушки.

Тут я вспомнила предупреждение учителя никуда не ходить без зеркала и поспешила в свою комнату исполнять приказ. А когда снова спустилась вниз, обнаружила в столовой худощавую женщину, с удовольствием поглощавшую мои лепешки.

— А это кто такая? — невольно сорвался с моих губ неслышный вопрос, а в следующую секунду я уже поспешно выхватывала из кошеля зеркало и, полуобернувшись, рассматривала в него неожиданную гостью.

Как ни странно, но и в зеркальце тоже отражалась именно она, дама лет тридцати пяти, в неброском сером, но очень элегантном и отлично сшитом платье. И прическа ее казалась простой только на первый взгляд: поднятые волной надо лбом волосы на затылке оказались уложенными строгим и сложным валиком. Мне поневоле пришлось освоить искусство укладки волос, и я точно знаю, насколько непросто свернуть длинные волосы таким вот идеальным кренделем, поднятым к темени строгой заколкой.

Женщина сидела ко мне вполоборота и, казалось, не замечала моего появления на скрытой в полумраке лестнице, а я неторопливо спускалась и внимательно наблюдала за нею. Ела она, кстати, тоже очень элегантно, почти манерно. Отламывала лепешку небольшими кусочками, кончиком ножа укладывала тонкий пластик масла и осторожно кусала, не запачкав маслом даже губ.

Последний кусочек она положила в рот, когда я добралась до дверей и приостановилась, раздумывая, сколько правды ей можно сказать и стоит ли вообще хоть что-то говорить.

Леди спокойно дожевала лепешку, запила чаем, аккуратно отставила чашечку, промокнула салфеткой губы и пальцы, небрежно отложила ее в сторону и вдруг уставилась прямо на меня:

— Я леди Агнесса, твоя учительница изящных манер и этикета. Ну и умения одеваться со вкусом. — Она скептически оглядела мое платье и поджала губы. — Танрод попросил, чтобы мы уложились в три дня, но я ему сразу сказала, что это невыполнимая задача. Поэтому объясню самое основное и дам несколько книг, придется тебе их прочесть. Ты ведь умеешь читать?

К этому моменту я ее уже еле терпела и молчала только по одной причине — не могла пока понять, Танрод всерьез считает, будто мне нужны уроки этой высокомерной леди, или снова устраивает испытание?

— А каким образом вы оказались в доме? — решив прояснить этот вопрос, осведомилась я, проходя к столу и усаживаясь напротив гостьи.

— Ты сделала сейчас две грубейшие ошибки, — и не думая отвечать, поучительно сообщила леди Агнесса. — Не поздоровалась и не представилась. Затем ты должна была попросить разрешения присоединиться к трапезе.

— Да? — изумленно подняла я бровь. — А с каких пор хозяйка должна просить разрешения сесть в своем собственном доме и съесть собственноручно испеченную лепешку?

— Ты здесь не хозяйка, — сухо поджала она губы. — Танрод слишком добр, подбирает всех троюродных племянников.

— А вы уверены, — мой голос мгновенно стал вдвое суше и холоднее, чем у нее, — что Танрод разделяет ваше мнение? И кстати! Вы тоже сделали кучу грубейших ошибок. Ворвались в чужой дом без стука, не поздоровались и не спросили разрешения есть завтрак, который я приготовила для себя. А съев его, не поблагодарили меня за труды и не похвалили мои лепешки, как принято в приличных домах.

— Ты так уверена, что это приличный дом? — в ярости забыла она обо всех правилах этикета, и я тотчас поймала эту оплошку.

— А если он такой неприличный, то что тогда делаете здесь вы, леди Агнесса? Вам к таким и близко подходить не пристало!

— Я не так выразилась, — поджала она губы, с ненавистью глядя на меня.

— А зачем мне учительница, которая не умеет четко выражать свои мысли, не уважает хозяина дома и сама не умеет себя вести? — очень мягко и очень холодно осведомилась я. Поднялась с места и направилась к двери на веранду, а дойдя до нее, повелительно крикнула: — Кыш!