Всеволод Болдырев - Зарницы смуты

— Как… как ты это делаешь? — прохрипел он, глядя на обожженные до черной корки ладони. — Кто тебя научил?!

Последнюю фразу он выкрикнул. Гомон в зале разбавил леденящий душу шорох стальных клинков, покидавших ножны. Кукловод остановился и удивленно посмотрел на десяток вооруженных бойцов, что спешно выходили из-за столов, окружая его плотным кольцом. Оглянулся на дверь — но там уже стояли, натянув луки, две женщины в лисьих шапках.

— Потомок фростдримской мрази! — прорычал мужчина в камзоле. Он тоже обнажил меч. — Разве наши предки не всех вас под нож пустили?

— Нет-нет, что вы! — замахал руками перепуганный кукловод. — Я родился в предместьях Мискарелля, в семье разорившегося мельника. А этому… этому научился сам. Просто всегда знал, что нужно делать!

— Я не верю ему, — уверенно заявил другой маг. Его правую ладонь охватило странное синее пламя. От него вверх поднимались клубы сизого пара, по залу расползался холод. — Сила, освобожденная здесь, не идет ни в какое сравнение с тем, что я видел доселе. Это сырая, грубая сила. Не магия! Такому просто невозможно научиться… ни в наше время, ни задолго до него. Ты был во Фростдриме после уничтожения Кристалла?

— Нет, нет! — замотал головой Валиадо. — Я никогда не был на севере! Даже про Хелленвейс знаю только из книг. Клянусь, всю жизнь путешествую между Мискареллем и Эйфариносом!

Маг долго стоял и смотрел в лицо кукловоду. Холод, идущий от руки повелителя стихии, словно вгрызался в кости Валиадо. Он затрясся как осиновый лист на ветру.

— Врет, — уверенно заявил маг, сверкнув из-под капюшона холодными глазами. — Пусть угаснет во мне дар, если говорит правду! Схватить! Отвезем его в Клэйтон Бриж. Пусть Трибунал решает, что с ним делать.

Не успел Кукловод и рта раскрыть, как кто-то сильным ударом послал его на пол.

Я еле поспевал за Гродвердом, лихо лавирующим в толпе горожан.

От его скособоченной фигуры шарахались в стороны, в то время как мне приходилось подолгу продавливать плотные людские заслоны, выслушивая в свой адрес ругательства и получать подленькие тычки в спину. Да и на ноги здесь наступали с особым смаком и цинизмом!

Легкий мешок с наскоро собранными пожитками пришлось взять в руки, длинный тяжелый плащ с чужого плеча сковывал движения. Скинул бы его давно, да вот только холодно нынче на западе. Начало зимы…

— Скоро будем на площади! — бросил, не оборачиваясь, Рубака. — Не отставай. А то плетешься, как ишак полудохлый.

Очень хотелось нагрубить в ответ, но что-то сидящее глубоко внутри меня не давало. Скорее всего — благодарность… Тот день, тот миг, на причале, стал поворотным в моей судьбе. А обряд, проведенный Гродвердом, — отправной точкой в новую жизнь. Как сейчас помню, что было после того, как я поднялся с набережной…

— Зов Стали. — Гродверд утирал пот со лба. — Слабенький, но есть. Это не Синдром, сомнений быть не может.

— Отлично, прелестно! — прогромыхал где-то неподалеку веселый голос Трэвора. — Я так волновался, так волновался! Подумать только, еще и дня на новом месте прослужить не успел, а здесь такое! Синдром Валиадо! Охо-хо! Такое, демоны меня дерите, в жутком похмельном сне не приснится!

Я его радость разделял лишь отчасти — рука болела так, что хоть волком вой. Мышцы живота и ног рвали судороги, из глаз потоком лились слезы. Но душа пела. Правда с губ срывались отнюдь не слова из песни.

— Курва… как больно…

Трэвор засмеялся.

— Терпи, сынок. Это небольшая плата за обучение в университете. И пускай, твой дар слабоват, уверен, что и ему найдут достойное применение. Ну-с, к делу…

Посол дал день на сборы.

Новый набор в университете начинался в марте. К тому времени я обязан был явиться в земли Дома, которому служил Гродверд, и получить именные грамоты. По сути, бумагами я мог разжиться и здесь, но мой новый кособокий приятель справедливо решил, что деньги для него важнее моего потерянного времени. Дом, которому служил Рубака, был обязан заплатить ему за то, что распознал дар в новичке…

Спорить с ним — себе дороже. Пришлось подчиниться и бежать домой, собирать вещички.

Покинул лордство Ромбад я с легким сердцем. Меня никто здесь не ждал, и ничего не держало. Постоянной девушки не было, а родителей помнил смутно — толком даже не знаю, что с ними стряслось…

Сборы много времени не заняли. Наскоро собрал мешок, запер свой разваливающийся дом и, заглянув в «Судьбу Барда», оставил ключ на столике перед Варколом. Трактирщик оставался единственным человеком в трущобах, к которому у меня осталась хоть капля уважения.

Холодным и дождливым утром я взошел по трапу на палубу небольшого пассажирского судна под флагами Дома Мисакарелль. Предстояло долгое морское путешествие, в разоренные древней войной земли.

Когда доки Ромбада растаяли в утренней дымке, я глубоко вздохнул и плюнул через высокие перила в темно-зеленые воды Моря Ветров. Прошлое оставалось позади. Туда ему и дорога.

Мискарелль. Бедная, уничтоженная Бурей земля, в которой человеческих костей больше камня. Здесь до сих пор властвовали страх, боль и постоянное ожидание смерти. Городов на территории Мискарелля осталось не много, но все они напоминали могучие бастионы. В суровых землях доживали свой век искаженные силой Кристалла существа. Они по-прежнему были сильны, опасны, и так же, как двести лет назад, ненавидели род человеческий. Вот только пылу у них поубавилось. Гвардейцы и Серые рыцари нещадно вырезали поселения кронов и месшифов. Уж не знаю, зачем Каолиту понадобились истерзанные колдовством земли, вот только сюда ежегодно отсылают сотни и сотни гвардейцев…

Такие подробности о Западном Доме я узнал от отставного гвардейского капитана. Гродверд оказался на редкость скупым собеседником, и неохотно отвечал на расспросы, но на счастье, в общей корабельной столовой, мне повезло повстречать Манхандра Однорукого. Полевого капитана, дослужившего свой срок на стенах Бодхардума, столицы запада.

Седовласый ветеран, потерявший руку в одной из многочисленных схваток с кронами, не так давно завязал с военным делом. Жизненная сила все еще кипела в нем, глаза горели молодецким задором.

— Клятый возраст, — любил приговаривать он, после кружки-другой пива. — Уже чувствую себя трухлявым пеньком. Скоро начну мочиться под себя, и ворчать на молодняк… Это ж надо, даже оставшись без руки, я умудрился дослужиться до капитана! Проклятое увечье не мешало заниматься любимым ремеслом! А возраст, мать его так, свалил меня. Но глаз по-прежнему остер, точно говорю тебе. Знал бы ты, как лихо мои молодчики из баллист лупят…