Диана Ибрагимова - Дети Чёрного Солнца

Цуна мельком глянула на южный берег. Гребцы давно причалили и успели спрятать лодку в зарослях. Нужно скрываться ещё и от них. Взяв с собой немного воды, оставшейся в кувшине, и вылив прочие запасы — не для чужих! — она принялась торопливо спускаться. Надеялась обойти важного человека, если он не добрался до того места, где нижние тропки срастались в единую жилу. Цельная узкая дорожка тянулась к вершине Гарпун-горы и не давала возможности разминуться или спрятаться. С одной стороны — обрыв, с другой — крутые скалы. Это внизу ходы ветвились подобно оленьим рогам. Ныряли под арки, вели к широким каменным языкам и расщелинам. Но в конце безопасный путь только один. Цуна раньше пробовала другие и чуть не сорвалась. Она могла бы соорудить обходы прежде, но разве знала, что на остров придут чужаки?

— Не успеть, — словно прочитав мысли девочки, сообщил Ри. — Важный человек скоро идти по целая дорога.

— Как?! Ты сказал, он далеко!

— Цуна долго идти. Долго копать. Цуна сонная.

Только теперь девочка поняла, что её движения заторможённые и вялые, и она совсем потеряла счёт времени. Казалось, бежала изо всех сил и возилась с мешком совсем недолго. Но солнце, недавно стоявшее в зените, клонилось к закату. Вот почему важный человек успел проделать такой долгий путь.

— Тогда на дерево залезу! Чего ты ходишь за мной? Отстань!

Цуна бросилась к первому попавшемуся можжевельнику. Полезла вверх, держа узелок в зубах. Тяжело. Руки совсем ослабли. Ладони влажные, скользкие. Приторный аромат хвои смешался с запахом пота. Дерево росло у самого обрыва, впившись корнями в голый камень. Ствол был невысокий, но увенчанный густой, раскидистой кроной. Прильнув к ветке, Цуна притворилась змеёй. Слилась с деревом и затаилась. Только бы лан-лан не напомнил о себе. Действие травы утихло из-за страха, но могло вернуться, и тогда Цуна рисковала сорваться в пропасть. Несколько раз она теряла нить мысли и цепенела, но Ри не давал уснуть.

— Важный человек иметь мало ум, — шептал он. — Надо отдых и начать путь утро. Но он пойти вверх сразу. Хотеть найти пасть акула. Хотеть видеть высоко. Взять мало вода. Еда не брать совсем. Плохо. Цуна тоже плохо. Цуна упасть, если спать тут. Не надо. Уронить вещь важный человек. Плохо.

— Ух, надоел! — процедила девочка сквозь зубы и тут же встрепенулась. — Ри! Это он?!

Она сильнее вцепилась в ветку и уставилась на появившегося из-за поворота чужака. Вечернее солнце не било в глаза. Прячась в тени мягкой, щекочущей хвои, Цуна смогла хорошо разглядеть мужчину. Он был моложе ма, но выше. Лицо гладкое, смуглое. Глаза странные. Цвет непонятный.

Целый рой мыслей метался в голове от одного уха к другому. Испуганные и бестолковые, как мошки, когда пнёшь ногой кусок тухлятины, на котором они пируют.

Важный человек сильно устал. Его тяжёлое, хриплое дыхание проступало даже сквозь шум ветра. Он прислонился к отвесной стене, смахнул со лба пот, посмотрел на можжевельник, где пряталась Цуна. У той душа ушла в пятки. Увидел?!

Мужчина немного подумал и двинулся в сторону дерева.

— Не видеть, — успокоил Ри. — Хотеть тень.

— Молчи! — одними губами шепнула Цуна.

— Ри надо говорить. Важный человек не услышать. Только шум трава, шум волна, шум птица.

Пока девочка тряслась, как листок в бурю, важный человек подошёл совсем близко и ступил под сень можжевельника. Цуна перестала дышать. Сейчас она могла достать кончиками пальцев до его макушки. Важный человек подошёл к краю обрыва и с опаской посмотрел вниз. Сплюнул и сипло сказал:

— А-а, страверза та!

Цуна никогда не слышала таких страшных слов. Какой зверь говорит так?

— Сита, сита… — пробормотал чужак, садясь сначала на корточки, а после распластавшись на камне и опёрший спиной о ствол. — Такалам на хартта!

— Человек говорить на свой язык, — пояснил Ри.

В этот миг от ужаса Цуна готова была сбросить его со скалы, если бы белёсый силуэт обрёл плоть. Но он сказал правду — важный человек ничего не услышал. Только прикрыл глаза и поднял лицо к небу. Вздохнул устало. Вот бы уснул! Цуна затаилась на ветке, нависавшей прямо над мужчиной. Посмотри он вверх — ей конец! Пальцы сжимали узелок до онемения. Ноги и руки дрожали. Сил совсем мало, телу больно.

— Важный человек сказать, что жара, — спокойно продолжал Ри. — Потом важный человек говорить: «ничего-ничего». В конце ругать Такалам. Ри знать Такалам. Он важный тоже.

Цуна не слушала болтливого призрака. Она сосредоточилась на дыхании мужчины. Ждала, когда оно станет ровным и спокойным. Хотела слезть с дерева и убежать, пока важный человек спит, но разглядывала его с проступавшей сквозь страх жадностью. Надеялась запомнить каждую чёрточку. Каждую родинку. Он другой. У него всё другое. Новое. Можно смотреть долго.

Грудь чужака вздымалась медленней и медленней. У Цуны стали слипаться глаза. Ри как назло замолк, а окликнуть его девочка не могла. Она не умела шептать так же тихо, вплетая голос в шум прибоя и шелест листьев.

В конце концов, случилось то, чего Цуна так боялась. Лан-лан склеил веки липкой смолой сна. Усталость разжала руки, ослабила тело. Девочка сначала сползла немного. Потом выпал из ладоней мешок, а следом и хозяйка рухнула прямо на спящего чужака.

Криков было много. Вопил важный человек, спросонья пытаясь спихнуть с себя неведомого зверя, визжала Цуна, вырывая, придавленный человеком мешок. Ри старался успокоить обоих:

— Кричать плохо! Они прийти! Они порезать! С кровью! Смерть!

Его никто не слушал.

Цуна вскочила, прижимая к груди узел с сокровищами, и рванула, что было мочи, вниз по тропе. Ноги заплетались, она чуть не упала. Важный человек остался сидеть возле дерева, глядя ей вслед широко раскрытыми глазами цвета зелёной маслины. Теперь-то Цуна их разглядела.

Она плелась от поворота к повороту, плача от бессилия. Ноги не слушались. Словно бы воздух загустел, превратился в вязкую топь. Каждый шаг давался с трудом и болью. Вот почему ма говорила не есть много лан-лана! Пара листиков — лекарство, но две горсти — парализующий яд!

— Не идти вниз! Не идти! — Ри загородил собой путь, отчего перед взором Цуны всё помутнело. — Там смерть. Резать с кровью. Не надо.

Ему не пришлось уговаривать девочку долго. Она увидела невдалеке две фигуры. Чужаки, потерявшие след важного человека на переплетении дорожек внизу, теперь точно знали, куда идти. Гулкое эхо криков привлекло их, как высокие костры в ночи зовут корабли, как мёртвое животное манит стервятников и мясных муравьёв. Теперь убийцы бежали к Цуне по единственной верной тропе. Зажатая в ловушку с четырёх сторон, девочка отчаянно завопила:

— Ма-а-а! Прогони их! Ма-а-а!

Внизу плескалось равнодушное море. Никто не появился и не помог. Цуна собиралась прыгнуть с утёса, но не решилась. Потому что знала правду, хотя и не принимала до последнего. Ма соврала. Она не ждала её там, в глубине, а просто опустилась на дно вместе с камнем и двигалась только из-за подводных течений. И нет жабр, нет серебряной чешуи, и не слышно песен. Ма разбухла, посинела, и теперь все жители большой воды питаются ей.