Р Скотт Бэккер - Великая Ордалия

Руины Ногараль, кувыркаясь, взмывали ввысь к самой вершине извергающегося из недр гейзера, а затем разлетались стороны, словно скатываясь по невидимым желобам, и обрушивались всесокрушающим каменным ливнем на стены и башни Даглиаш. Обломки казались брошенными нищим полугрошами, вызывая некоторое беспокойство лишь по поводу того, где они могут упасть, но их падение не было отдано на волю случая. Легион скрывался в этих источённых ходами глубинах и их Святой Аспект-Император погребал их там, запирал их внутри! Создавал твердь заново!

Консульт. Какую уловку они теперь ещё могли надеяться изобрести. Какую хитрость или обман?

Стремление разделить свою радость охватило его и он обернулся к своей дружине. Его копьеносец Богуяр, из племени холька, беззвучно ревел на остальных, лицо его алело ужасающим цветом Приступа. Отряд разбрёлся по Риборралу, люди обменивались взглядами или возбуждённо всматривались в своего Господина и Пророка, стоящего на вершине башни, созданной из кувыркающихся в небе руин. Саубонов костлявый щитоносец, Юстер Скраул, оказался единственным выбившимся из этого правила. Как всегда чудной, он стоял, развернувшись всем телом к торчавшему над северной стеной призраку Ингола — и лишь лицо его оказалось повёрнутым в сторону извергающегося шлейфа из земли и обломков. Однако, и принятая им поза и его взгляд выдавали душу откровенно пораженную, но не тем, что он видел — и на чем должен был бы сосредоточится его взор — а неким незримым, но сокрушительным итогом.

Побагровевший холька, кривясь и потрясая своими огромными кулаками, стоял перед возносящимся потоком, плечи его простирались вширь настолько же, насколько Гванвё вышла ростом. Он орал, лицо его смяла гримаса свирепого помешательства…

Тревога пронзила Саубона, словно арбалетный болт. Неистовая радость и благоговение отступили. Просто для того, чтобы как то повлиять на происходящее, он крепко хлопнул ладонью по левому плечу Богуяра — не столько, чтобы унять гиганта, сколько, чтобы получить хоть какое-то время на раздумье. Краснобородый холька яростно обернулся, роняя слюну. На мгновение он замер, громадный и ужасающий, глаза распахнуты слишком широко, чтобы суметь углядеть ими что-либо кроме убийства.

Услышать же можно было одну лишь Орду.

— Возьми себя в руки! — проревел Саубон своему копьеносцу, только для того, чтобы тут же рухнуть на спину. Обезумевший холька навис над ним, воздев свою огромную секиру. С неким недоумением, Саубон понял, что сейчас умрёт…

Краем глаза он увидел вспышку света — сверкающего и исходящего откуда-то снизу.

А затем башраги обрушились на них.

Перепрыгнув через растянувшегося Саубона и бросившись навстречу атаке ублюдочных тварей, Богуяр спас его, вместо того, чтобы убить. Взмахнув секирой словно легким копьецом, холька использовал свой прыжок для того, чтобы лезвие его оружия, щелкнув как ударившая по железу плеть, практически перерубила шею одного из чудищ, оставив его голову болтаться на коже и нескольких сухожилиях. Но твари уже были средь них. Торчащие косматыми клочьями волосы. Пошатывающиеся, неуклюжие тела, искаженные и в великом и в малом. Зловонное дыхание, разящее гниющей рыбой и фекалиями. С трудом поднявшись на ноги, Саубон увидел как Мепиро подныривает под сокрушительный удар дубины. Экзальт-генерал, обнажив свой широкий меч, прянул в сторону, с ужасом глядя на яростный натиск исходящей гноем, неуклюже шатающейся, вздымающейся волнами мерзости, размахивающей грубо сделанными топорами и молотами и источающей слюну ртом каждого из вросших в их щёки безжизненных лиц. Он увидел Богуяра — безумный алый вихрь, отражающий сыплющиеся на него удары тошнотворных конечностей. Увидел Гванвё — статую выточенную из сверхъестественно-белой соли, и понял, что создания несут хоры. Увидел завесу всесокрушающего ливня из каменных глыб, обрушивающихся на мерзких тварей, что дёргаясь и шатаясь, спешили к Рибарралу. Вырвавшаяся из сутолоки боя, ещё одна гнусная погань воздвиглась над ним, воздев свою дубину на высоту удвоенного саубонова роста, из-под доспехов, сделанных из железных пластин, доносилось воистину бычье пыхтение. На открытых участках кожи виднелись изъязвленные наросты плоти и испревшая, засаленная шерсть. Движения твари, будучи до странного старческими, выдавали всю непристойную порочность её телосложения. Саубон танцующим пируэтом ушел от обрушившейся дубины и полоснул чудовище по верхней конечности — удар, безо всяких сомнений отрубивший бы человеческую руку…

Но лишь повредивший одну из трех сросшихся костей башрага. Зловонный гигант, заверещав визгом, переходящим в утробный рёв, яростно ударил в ответ.

Саубон увернулся, услышав легкий звон, с которым ржавое железо скользнуло по его шлему… и вдруг обнаружил, что, заходясь смехом, вопит…

— Хорошо!

Он ткнул острием своего меча в уродливое колено создания, пируэтом уйдя от второго бешенного удара. Очередным тычком он вколотил одно из сочащихся слизью лиц глубоко в щеку твари, и прянув вперед, поверг визжащего башрага наземь, насквозь проткнув его ублюдочную плоть.

— Мне как раз надоела цыплятина!

Он закружился, взревев от буйной нечестивости этой остроты. Рыцари Льва Пустыни кромсали вокруг него то, что казалось рощей кошмарных деревьев. Саубон заметил как Скраул замешкался, уворачиваясь от обрушившейся на него дубины, и, несмотря на то, что секира Богуяра тут же расколола на части котлоподобный череп его убийцы, исчез из виду, оказавшись фактически вколоченным в землю этим ударом. Одна из тварей, пятясь назад, споткнулась и, кувыркаясь, рухнула прямо в Колодец, лишь для того, чтобы тут же, оказаться пойманной восходящим потоком.

Яркий блеск привлёк вдруг взгляд Саубона.

И он первым увидел рухнувший в небо из кишки Колодца, сверкающий и даже не поцарапанный ворохом кружащихся обломков…

Золотой сундук.

Эренго кишела вскипающими множествами, отвратным порошком, покрывавшим равнину до самого горизонта, словно копошащийся ковер. Выглядевшее ранее трясиной из смутных кошмаров, ныне терзало взор сверканием глаз и зубов, шевелением пальцев, видимых столь ясно, что их можно было даже сосчитать. Облака кувалд и тесаков сотрясались и дрожали над Ордой, словно её бьющиеся в эпилептическом припадке отродья.

Над всем этим чёрным, рваным силуэтом реял Ауранг, будто клочок пепла, парящий в охряных порывах ветра.

Апперенс Саккарис распустил узел на своём поясе Менна, освободив волнами заколыхавшиеся на ветру одежды, раскрывшиеся словно кроваво-красный цветок, окруженный загнутыми мясистыми лепестками, подобный так ценившимся в Шире ирисам. Владыка-Книжник вышел из своего добровольного заточения; сам Сесватха шествовал ныне по Миру, объятый древними и гибельными тотемами. Голосом, полным всесокрушающей ярости, он начертал пронзившую дали дугу, раскалённую и сияющую серебрящимся светом. Девятая Меротика…