Р Скотт Бэккер - Великая Ордалия

Алые волны его развевающихся одеяний светились словно витражное стекло, воссиявшее в солнечном свете. Но Обереги инхороя под воздействием Абстракции лишь слегка замерцали и не более. Чуждая мерзость смеялась, вместе с Ордой.

— Ауранг! — прогремел великий магистр Сохонка. — Я вызываю тебя на бой! Я требую Спора меж нами, как в давние дни!

И чудовище, взмахнув крыльями, наконец, осмелилось спуститься пониже.

— Пришли новые дни, Чигра…

Его скольжение вдоль поверхности земли вызвало в шранчьих толпах бурю восторга и оставило за собой кишащий след, выглядевший также непотребно, как выплеснувшееся на грязную простыню семя.

— … И стали намного короче.

И генерал Полчища, коснувшись крыльями ветра, резко развернулся и направился на северо-запад, словно следуя изгибу огромного незримого колеса. Штандарты кланов дергались и вздымались над океанами искаженных разочарованием бледных лиц.

— Ауранг! — возопил Саккарис вслед ускользающему образу, лицо его терзалось муками и явившимися из его Снов и испытываемыми наяву.

Мерзкие толпы издевательски улюлюкали, море рук плескалось и бултыхалось, как густая грязь под проливным дождём.

Святой Аспект-Император прервал свою песнь. Парящие обломки на мгновение зависли в воздухе, а затем обрушились обратно в глотку Колодца, оставив вместо себя лишь дымный шлейф. Испещренная разломами и трещинами необъятность перестала дрожать. Кружащаяся завеса из пыли опустилась на Рибаррал, напоив воздух привкусом праха и гнили.

Изумлённые дружинники Саубона, тяжело дыша, стояли среди гигантских туш. Хотя некоторые из их братьев корчились на земле, они смотрели только на своего Господина и Пророка, парящего над ними на такой высоте, где обычно летают лишь гуси да чайки…

Удерживая золотой сундук подальше от светящегося ореола, исходящего от его рук, он сошёл на землю у западного края Колодца. Саубон протянул руки в стороны, чтобы сдержать порыв своих рыцарей, поначалу устремившихся туда, а затем в одиночестве проследовал к своему Господину и Пророку. Соляная статуя, в которую превратилась Гванвё, кольнула его сердце, когда он пробегал мимо, но вид Келлхуса, устанавливающего золотое вместилище на спину дохлого башрага наполнил его куда более мрачными предчувствиями.

Никогда ещё Саубону не приходилось видеть, чтобы он обращался с чем-либо со столь тщательной осторожностью.

Теперь он видел, что сундук сделан не из золота. Он имел вид вещи извлечённой из немыслимых глубин — покрыт известковой пылью и мелкими осколками камня, и, несмотря на это, на нем не было даже потёртостей , не говоря уж о вмятинах, зазубринах или щербинах. Само вместилище размером было не более кукольного домика, но казалось существенно больше из-за замкнутого каркаса из трубок, каким-то образом удерживавших, не касаясь его , находящийся внутри куб. Еле заметная глазу филигрань была выгравирована на всех его поверхностях, геометрическое тиснение, которое странным образом коробило взгляд при попытке в подробностях рассмотреть его. Но ничто иное не было столь примечательным, как пластина из полированного обсидиана, образующая верхнюю поверхность вместилища, и мерцающие символы — нечто вроде надписей, начертанных светом — пробегающие вдоль этой пластины, причём прямо внутри неё.

Келлхус не обратил на Саубона ни малейшего внимания. Утроба Колодца курилась слева, буквально в нескольких шагах. Полуденное солнце сотворило покров полупрозрачных теней, отброшенных кружащимися в высоте клубами дыма и праха.

— Что это? — спросил экзальт-генерал, зная, что, не смотря на окружающий их грохот, человек непременно его услышит. Его Господин и Пророк взглянул на него с полностью отсутствующим — и потому пугающим — выражением.

Минули три сердцебиения.

— Инхоройская вещь, — всё тем же чудесным, проскальзывающим сквозь любой шум голосом произнес наконец Келлхус, — артефакт Текне.

Саубону приходилось напоминать себе, что нужно дышать, и необходимо было дышать, чтобы суметь хоть о чём-то помыслить.

— А эти горящие письмена… о чём там говорится?

Вой Орды поглотил каждое из сказанных им слов.

Святой Аспект-Император Трех Морей отступил на один шаг, словно для того, чтобы получше разглядеть эту вещь. И хотя взгляд его оставался сосредоточенным на вместилище, Саубон знал, что в действительности он сейчас не смотрит вообще ни на что, из находящегося поблизости.

— Что не всем суждено будет спастись, — сказал Келлхус.

Страх холодным тясяченогим пауком пробежал по коже Уверовавшего короля.

— О чём ты? — спросил Саубон, слишком оцепеневший, чтобы по-настоящему изумиться.

Обрамленное львиной гривой лицо задумчиво склонилось, взгляд Аспект-Императора был сожалеющим, но жестким.

Лазоревки продолжали свои песнопения, паря над периметром древних стен и сплетая из нитей значений и смыслов сияющие, смертоносные узоры. Черные фигуры, полыхавшие сальным огнем, пятнали теперь гребни каждой из стен Даглиаш, ставшей той самой горой, защищать которую досталось Свайали — опаснейшим из всех чародейских станов.

Его Спаситель повернулся к нему, одарив улыбкой, что сошла бы за извинение, играй они сейчас в счётные палочки.

— О том, что это, пожалуй, к лучшему.

Келлхус бросил взгляд на сундук и замысловатые письмена, что в очередной, последний, раз пробежали по верхней пластине. Свет вырвался из его уст, а в очах же, казалось, запылали яркие фонари.

Его крик, когда он явился, потрясал и сбивал с ног. Саубон рухнул на спину, и, вскинув руки, прикрылся от изрекавшей зловещие словеса пылающей фигуры.

— Бегиииите!

Саубон в ужасе таращил глаза. Богуяр уже поднимал его на ноги, что-то беззвучно крича. Святой Аспект-Император шагнул в пустое небо над Рибарралом, рот его казался обрамленным бородой сияющим провалом, голос его гремел из ниоткуда или, во всяком случае не из какого-либо из мест или пределов Сущего:

— Сыны человеческие, внемлите!

Перекрывая вой Орды…

— Отриньте ярость!

Заставляя её погрузиться в безмолвие.

— Бегииите!

И не было эха, ибо голос кричал в каждую душу точно в пустой карман. Саубону казалось, что он способен лишь выдыхать, и что какая-то сила вытягивает и вырывает воздух из его лёгких.

Нет , промчалась мысль.

Нити света охватили поднимающегося в небеса Анасуримбора Келлхуса, заключив его в нечто вроде клетки, прутья которой напоминали свесившиеся с его макушки паучьи лапы, а затем фигуру Аспект-Императора затянуло в ничто.

Нет …