Р Скотт Бэккер - Великая Ордалия

Мы сможем рассказывать тебе такие дивные сказки…

Найюр-урс-Скиота ничем не показывает, что заметил их появление. Он созерцает струящийся дым, удерживая на нем неподвижный взгляд, подобный пальцу, погруженному в быстрый поток. Ахкеймион поражает её тем, что, используя его отвлеченность, шагает прямо к костру и усаживается справа от Найюра, как мог бы сидеть рядом с ним двадцать лет назад, во время Первой Священной Войны, когда они делили один очаг. Мимара колеблется, зная ещё с тех лет, что она провела на Андиаминских Высотах, что самонадеянность старого волшебника может быть воспринята как вызов и провокация. Лишь, когда вещь-зовущаяся-Серве садится слева от своего супруга, она тоже опускается на колени рядом с Ахкеймионом. Мальчик следует их примеру, усевшись напротив нечестивой подделки.

Горящие березовые поленья свистят, извергая шипящий пар из своей влажной сердцевины.

— Ты искал Ишуаль… — говорит скюльвенд с резкой, рубящей интонацией. Его голос даже во время обычного разговора хрипит раскатами грома, гулкими… словно отдаленный звериный рык. Он по прежнему пристально всматривается в какую-то неопределенную точку над очагом.

— Я бросил ему в лицо твои обвинения сразу после падения Шайме… — брови старого волшебника лезут на лоб, что происходит всякий раз, когда мысли его охватывает какое-то особенно удивительное воспоминание, — Практически сразу после того, как Майтанет короновал его как Аспект-Императора на высотах Ютерума, перед всеми Великими и Малыми Именами. — Он пристально вглядывается в лицо варвара — как бы в поисках одобрения собственной храбрости. — Как легко понять, затем мне пришлось бежать из Трех Морей. Все эти годы я жил в изгнании, размышляя о произошедшем, о пророчествах и пытаясь найти хоть какие-то подсказки о Ишуаль в своих Снах… Истина о том, кем является человек, рассуждал я… заключается в его происхождении.

Ей трудно сосредоточится на Найюре, не смотря на его всеподавляющее присутствие. Образ его супруги, даже оказываясь на периферии зрения, маячит, нависает там смутной опасностью и угрозой. Серве, тёзка её сестры, ещё более прекрасная, чем образ, навеянный легендой, подобная юной дочери некого бога…

— Тебе не хватило той правды, что я поведал тебе тогда в последнюю ночь?

— Нет, — речет Ахкеймион, — не хватило.

Плевок Короля Племен шипит в пламени.

— Ты сомневаешься в моей правдивости или в моем рассудке?

Вопрос, от которого у Мимары перехватывает дыхание.

— Ни в том, ни в другом, — пожимает плечами старый Волшебник, — лишь в том, как ты всё это воспринимае…

Король Племен ухмыляется, по-прежнему взирая в пустоту.

— То есть всё же в моём рассудке.

— Нет, — уверяет старый волшебник, — я….

— Мир сам по себе способен сделать людей безумцами. — прерывает Найюр, наконец повернув к Ахкеймиону свой безжалостный лик и сверля его взглядом бледно-голубых глаз. — Ты искал Ишуаль, чтобы решить вопрос о моем помешательстве.

Старый волшебник смотрит куда-то вниз, молча разглядывая свои пальцы.

— Ну, так скажи мне теперь, — продолжает Найюр, — Я безумен?

— Нет… — слышит Мимара собственный голос.

Взгляд белесых глаз смещается, останавливаясь на ней.

— Анасуримбор Келлхус — само зло, — вяло молвит она.

Мы все устали, малыш. И только…

Ахкеймион поворачивается к ней, глядя свысока, в той, манере, что приберегают обычно на случай разговора со старыми сварливыми тётками, и говорит, будто обращаясь к её измазанному в грязи колену.

— А если дело обернется так, что он окажется твоим Спасителем?

— Не окажется, — парирует она, но в голосе её звучит больше сожалений, чем ей самой хотелось бы.

— Но откуда ты можешь это знать ?

— Оттуда, что у меня есть Око!

— Но оно поведало тебе, что зло — дуниане, а не Келлхус!

— Довольно! — рявкает Король Племен. Она и раньше замечала, что голоса мужей, состарившихся, затворившись в темницы своих сердец, часто грохочут подобно далекому грому. Но голос Найюра гремит, оглушая.

— Что ещё за Око?

Вопрос, казалось, выпивает из якша весь оставшийся воздух. Старый волшебник совсем уж хмурым взглядом призывает её замолкнуть, и поворачивается к Найюру, сидящему, по-прежнему вперив в неё сияющий и обжигающий кожу взор.

— Она владеет тем, что зовется Оком Судии, — начинает он, столь тщательно выбирая слова, что звучат они как-то неискренне, — Очень мал….

— Бог Богов, — прерывает она его, — Бог Богов взирает на мир моими глазами.

Найюр урс Скиота кажется каменной статуей — столь недвижимы и он сам и его испытующий взгляд.

— Пророчество?

— Нет…, — сглотнув, отвечает она, понимая, что ей пришлось столкнуться с чисто мужским взглядом на вещи. Она старается выровнять своё дыхание, чтобы не дергаться от беспокойства. — Суждение. То что я вижу это… что-то вроде приговора .

Вещь-зовущаяся-Серве слегка щурится.

Король Племен кивает.

— Значит ты видишь Проклятие и видишь проклятых.

— Вот почему мы спешно двигались к Голготтерату, — встревает Ахкеймион в неуклюжей попытке отвести удар от неё, — чтобы Мимара могла взглянуть на Келлхуса Оком… Чтобы мы…

— Око, — скрежещет Найюр, — ты смотрела им на меня?

Она едва смеет взглянуть ему в глаза.

— Да.

Великий человек склоняет голову, одновременно как бы и обдумывая её слова и изучая заусенцы на своих ногтях. По плечам его пробегает дрожь.

— Ну так скажи мне дочь Эсменет. Что ты видела?

Она встречается взглядом с Ахкеймионом… Взор его молит её «лизать ноги» — молит лгать. Его пустое лицо кричит о том же.

— Скажи мне, — повторяет Найюр, поднимая голову и поворачивая к ней искаженное гневом лицо.

Она пытается противостоять его пригвождающему взору. Ледяная бирюза его очей бьет с убийственной точностью выстрела, пронзает её насквозь и хотя сам Бог Богов окружает и пропитывает её естество, взгляд её колеблется и опускается к лежащим на коленях рукам, которые сами собой беспокойно теребят её собственные пальцы.

— Я никогда не видела… — бормочет она.

— Что? — возглас, подгоняющий как отцовский шлепок.

— Я-я н-никогда не в-видела никого… настолько…настолько проклятого…

Черногривая голова вновь задумчиво склоняется, словно камень, повисший на глиняном выступе. Мимара не уверена разозлили его эти слова или нет. Ум его слишком хитер и подвижен, чтобы она могла без оглядки довериться любым предположениям на этот счет. Но она ожидала хоть какой-то реакции — ибо, несмотря на всё, что было сказано или сделано, он всё ещё оставался смертным человеком . А он держал себя так, будто был кем-то вроде, семпсийского крокодила.