Р Скотт Бэккер - Великая Ордалия

Оба они ответили на его взгляд с преданностью, приличествовавшей собакам, ожидающим подачки. Два таких заброшенных и жалких существа, изборожденная шрамами жуть и юный калека, выброшенные жизнью на мель, расположенную на самой окраине мира… Довольно для того, чтобы вызвать в душе наблюдателя легкое сочувствие.

Он говорит… он говорит такие добрые вещи, чтобы утешить меня…

Спектакль, старый волшебник понимал это. Их позы и поведение не могли не оказаться наигранными, выбранными для того, чтобы увеличить шансы на сохранение жизни — и на овладение ситуацией.

Он говорит, что вернётся один от моего семени, Сесватха — Анасуримбор вернётся…

Может ли это оказаться случайным совпадением? Связанный с пророчеством сон, посетивший его на пороге Ишуаль, конечно, намекает на многое, да ещё будучи увиденным глазами короля королей ? Тем более, утром того дня, когда ему предстоит решить участь Анасуримбора — чистокровного дунианина и сына самого Келлхуса!

— Да какая разница? — вскричала изумленная Мимара. — Когда речь идет о самой судьбе мира, что может значить пара, — всего пара! — жалких сердец? И не все ли равно, если это именно ты отправишь их на смерть?

Старый колдун повернулся к спутнице, бросил на неё гневный взгляд…

Ему уже доводилось слышать эти слова. Потупившись, он сжал переносицу большим и указательным пальцем. Он буквально видел перед собой Наутцеру, сурового, хрупкого, едкого… вещавшего ему во тьме Атьерса: Полагаю, в таком случае ты скажешь — возможность того, что мы наблюдаем первые признаки возвращения Не-Бога, перевешивается реальностью — жизнью этого перебежчика. Заявишь, что возможность управлять Апокалипсисом не стоит дыхания глупца.

Теперь казалось, что всё началось именно с этого мгновения, давнего, состоявшегося годы и годы назад события, когда Завет поручил ему шпионить за Майтанетом — еще одним Анасуримбором. И с тех пор он постоянно жил в мире загадок, умопомрачительных и фатальных, предвещающих, в грубом приближении, гибель цивилизации…

Стоит ли удивляться тому, что многие прорицатели впали в безумие!

— Мимара — смилуйся … Прошу, умоляю тебя! Я не могу… убивать… так, мимоходом…

— Убивать он не может? — Вскричала та с деланым весельем. Вся фигура её, вся целиком, лучилась неодобрением. Пока он спал, в ней пробудилось нечто мрачное, безжалостное и далекое.

Нечто почти дунианское .

Невзирая на всю резкость её манер, он никогда не замечал в ней жестокости — до сего дня. В чем причина, в Оке, как она сказала? Или в опасении за весь мир? Или за ребенка, которого она носит?

— В конечном счете, убивают всех ! — проговорила она. — И скольких ты уже лишил жизни, гммм, добрый волшебник? Несколько дюжин? Или все-таки сотен? И где были тогда твои угрызения совести? Нангаэльцы, что застали нас на равнине, и за которыми ты погнался… почему ты убил их?

Видение улепетывающих всадников, подгонявших своих лошадей в клубах пыли.

— Ну… — начал он, было, и осекся.

— Чтобы они не помешали нашей миссии?

— Да, — вынужденно признался он, глянув на собственные ладони, и попытавшись представить себе все эти жизни…

— И ты еще колеблешься?

— Нет.

Он понял, что никогда не останавливал собственную руку. И никогда не затруднял себя оценкой. Не говоря уже о подсчете всех убитых им. Как может мир быть таким жестоким? Как?

— Акка … — проговорила она, обращаясь скорее к его взгляду, чем к нему самому. — Акка …

Он заглянул ей в лицо, дрогнув от сходства Мимары с Эсменет. И в порядке очередного безумного откровения понял, что именно она была той причиной, что заставила его принять миссию Наутцеры многие годы назад. Эсменет. Именно она вынудила его рискнуть жизнью и душой Инрау — и проиграть.

— Такая… — говорила Мимара, — такая жизнь … это просто убожество. Предай их в руки судьбы, которой они избежали!

Эти губы. Он и представить себе не мог, чтобы эти губы предлагали убийство.

Кирри. Он нуждается в порции кирри.

Нетвердой рукой он потер лицо и бороду. — Я не имею на это… права.

— Но они уже прокляты! — Вскричала она. — Безвозвратно!

Наконец терпение отказало ему. Он обнаружил, что стоит на ногах и кричит.

— Как! И! Я! Сам!

Какое-то мгновение ему казалось, эта выходка остановит её, заставит её прикусить язык, с учетом последствий того, о чем она просит. Но если она и помедлила, то лишь по собственным причинам.

— В таком случае, — промолвила она, беззаботно пожав плечами, — тебе нечего терять.

Ради того, чтобы спасти мир.

И ребенка.

— Эмпитири аска! — закричала беременная, глядя то на Выжившего, то на мальчика с различной степенью ужаса и ярости. — Эмпитиру паллос аска!

Спор, с самого начала происходивший в возбужденном тоне, переходил на пронзительные нотки. Выживший не мог понять слов, но чувства от него не укрылись. Она уговаривала старика вспомнить собственную миссию . Оба путника много претерпели, как совместном путешествии, так и поодиночке, до него. Достаточно для того, чтобы требовать некоей платы — или уж по самой наименьшей мере — верности идее, приведшей их в подобную даль.

Их необходимо убить, требовала она, только так можно почтить всё то, чем они пожертвовали…

И тех, кого убили по дороге.

Старик начал ругаться и топать ногами. Сердце заколотилось быстрее. Слезы затуманили глаза. Наконец, копя внутри себя волю к убийству, он повернулся к груде обломков, среди которых сидели Выживший и мальчик.

— Не следует ли тебе вмешаться? — спросил мальчик.

— Нет.

— Но ты сам говорил, что она сильнее.

— Да. Но при всем том, что она претерпела, милосердие остается самым главным её инстинктом.

Седобородый колдун, кожа которого потемнела от грязи, стоя кутался в плащ из потрепанных шкур, глядя на них обоих с откровенной нерешительностью.

— Значит, в конечном счете, она слаба.

— Она рождена в миру.

Нечто, какая-то увечная свирепость, вызревала в груди старика…

После того, как братья отразили первый натиск Визжащих, они вскрыли черепа этих тварей. Дуниане постарались захватить пленников, ради допроса и исследования. Нейропункторы скоро поняли, что Визжащие не являются созданиями природы. Как и у самих дуниан, их нейроанатомия несла на себе все отпечатки искусственного вмешательства : некоторые доли мозга были увеличены за счет соседних, ветви мириад соединений Причины образовывали конфигурации, чуждые любым другим земным тварям. Структуры, рождавшие боль во всех животных, от ящериц до волков, в психике Визжащих рождали лишь похоть . Они не знали сочувствия, совести, стыда, желания общаться…