Стас Бородин - Звезды и стрелы

Разбудил меня солнечный луч, просочившийся сквозь щель между досками. Я зажмурился, и громко застонал, чувствуя, как что-то трещит и пульсирует у меня в затылке.

Помещение, в котором я был заперт, оказалось крошечным. До низкого потолка можно было достать рукой, не вставая с пола. Мои плечи упирались в противоположные стенки, а колени в стену напротив. Я попытался распрямить затекшие ноги и тут же зашипел, когда тысяча красных муравьев вонзила жвала мне в позвоночник.

Осторожно осмотрев правую руку, которую в темноте терзали невидимые клыки, я не нашел на ней никаких следов и повреждений. Все это было очень странно. Не могло же это все мне почудиться!

Со стоном повернувшись на бок, я прижался лицом к узкой щели и выглянул из темницы наружу.

Так и есть! Меня заперли в ящике для канатов! Часто моргая, и смахивая с ресниц паутину, я уставился на заросшее ракушками днище шлюпки, подвешенной поодаль на канатах, и на худого матроса, в запачканных угольной пылью штанах.

Матрос внезапно вскинул голову, кого-то разглядывая, и его лицо, битое оспой, мгновенно побледнело как полотно. Бормоча себе под нос какие-то замысловатые ругательства, он поспешил ретироваться, позабыв у фальшборта даже свои ведра с углем.

У меня над головой загремел железный засов, и крышка ящика откинулась, затопив сумрачное узилище потоками слепящего света.

— Это ты, Сет? — спросил я с облегчением, заслоняя глаза от света, и пытаясь разглядеть лицо спасителя сквозь щель между пальцами.

В ответ послышалось какое-то бульканье, кашель и жуткое хихиканье. Я убрал руку от глаз, и, щурясь от яркого света, уставился на нависшее надо мной лицо, окруженное золотистым ореолом.

Сердце у меня в груди ударило последний раз и остановилось, стиснутое холодными пальцами ужаса, взметнувшегося из самых потаенных глубин сознания.

— Будь я проклят, — прошептал я, и заскреб пальцами по пустым ножнам, все еще висящим на поясе.

Тонкие губы, на красивом лице, с правильными аристократичными чертами, дрогнули, и расползлись в идиотской ухмылке. По твердому волевому подбородку потекла слюна и закапала мне на грудь.

Я скользнул взглядом по уродливой ране, на шее незваного гостя, которая была кое-как заштопана грубой черной ниткой, и из краев которой сочилась черная сукровица.

Волосы встали дыбом у меня на голове, и я попытался еще сильнее вжаться в палубу, чтобы оказаться как можно дальше от жуткого призрака.

Кайзер громко хрюкнул, просунул в ящик свои огромные ручищи, и, ухватив меня за куртку, с легкостью вытащил наружу.

Не в силах пошевелить даже пальцем, я висел, как куль с мукой, глядя на раскачивающееся передо мной лицо немца. Громадные ноги затопали по палубе тяжелыми подкованными башмаками. Лязгнула распахнувшаяся стальная дверь, и из темного провала дохнуло могильным холодом.

Ноги немца застучали по скрипучим сходням. Куртка, натянувшаяся у меня на груди, жалобно затрещала и больно впилась в подмышки, а Кайзер только глупо ухмылялся, да брызгал слюной из разинутого рта.

Спустившись по лестнице на нижнюю палубу, Кайзер распахнул ударом ноги очередную дверь, и небрежно швырнул меня на пол, рядом с массивным столом, за которым восседал чернокожий бокор, бережно баюкающий забинтованную руку.

Каюта была маленькая, освещенная лишь масляной лампой, стоящей на столе, да черной оплывшей свечой, притулившейся возле жуткого алтаря из человеческих черепов.

В воздухе висел запах незнакомых трав и специй, а из дальнего угла тошнотворно разило разлагающейся плотью.

Бокор посмотрел на меня исподлобья, и сделал приглашающий жест, указывая на свободный стул, стоящий рядом со столом.

Осторожно поднявшись на ноги, я покосился на дверь, за которой скрылся Кайзер, и с облегчением вздохнул.

— Садись, tintin, нам нужно многое с тобой обсудить, — голос у колдуна был мягкий и глубокий, совсем не такой, каким он говорил вчера.

— Вы говорите по-английски! — я сделал вид, что удивился.

— Не хуже чем ты, tintin, — бокор небрежно отмахнулся. — Вот только сообщать об этом никому не стоит.

Взгляд колдуна пробежался по мне, словно ощупывая. Ощущение было отвратительное, и я даже вздрогнул от омерзения.

Бокор хмыкнул.

— Я вижу, ты очень чувствителен, к миру эфирному, tintin, за что я готов даже простить твою грубость, — в глазах колдуна загорелись недобрые огоньки, когда он осторожно погладил забинтованную руку. — Я могу простить многое, если ты добровольно согласишься работать на меня.

— Работать на вас? — у меня вновь поджилки затряслись от страха, когда я вспомнил идиотскую гримасу на лице Кайзера.

— Видишь ли, — колдун кивнул на дальний угол, из которого с каждой минутой смердело все сильнее. — Мои zonbi не отличаются особой сообразительностью, а мне иногда нужен помощник с головой на плечах.

Из-за закрытой двери послышалось безумное хихиканье немца.

— И чем же я могу помочь могучему шаману, который властен даже над жизнью и смертью? — я почувствовал, как по спине вновь побежали мурашки.

— Нет — нет, — колдун заулыбался, скаля желтые зубы. — Над жизнью я не властен, только над смертью…

Мистер Смит продемонстрировал мне раненную руку, с пропитанными кровью бинтами.

— Жизнь — пока мне не подвластна, — бокор нахмурился. — Да и zonbi, которых я делаю, ничего не стоят против тех, которых создают ваши шаманы…

Желтые ногти бокора впились в столешницу как когти хищной птицы.

— Даже такой опытный oungan, как я, не может сравниться с вашими шаманами, — черное личико сморщилось, превращаясь в гротескную маску. — Po diab Форрест думает, что я сюда приехал из-за золота, которое он мне посулил. Нет, tintin, не золото мне нужно!

Губы бокора затряслись, а глаза устремились куда-то вдаль, насквозь пронзая взглядом пятидюймовую броню «Геркулеса».

— Вы хотите украсть знания моих предков, — я усмехнулся, стараясь скрыть за улыбкой ужас, который внушал мне этот тщедушный человечек. — Боюсь, я ничем не смогу вам помочь.

Взгляд колдуна хлестнул меня как бичом.

— Сможешь, — зашипел он. — Нужно лишь желание…

С грохотом выдвижной ящик стола открылся, и бокор положил на стол нечто, завернутое в пеструю тряпицу.

— У меня такого желания нет, — сказал я, не в силах отвести взгляда от уродливых пальцев колдуна.

— Мне это известно, — мистер Смит заулыбался. — Однако у меня есть кое-что, что заставит тебя задуматься!

Я усмехнулся. Все это было слишком предсказуемо. Колдун, очевидно, думал, что меня можно купить, как с легкостью покупали многих из моих соплеменников.

— Мне не нужно ваше золото, — сказал я. — Приберегите его для более подходящего случая.

Мистер Смит закивал, разворачивая тряпицу.