Дарья Сойфер - Остров перевертышей. Рождение Мары

— Подожди, посмотри сюда, — исландка ткнула пальцем в одну из страниц.

— Да, здесь у мамы красивое платье, — мечтательно протянула Мара.

— Да нет же! Видишь, с кем она танцует? — Брин указала на высокого черноволосого парня.

— И что?

— А теперь посмотри сюда.

Следующая фотография была сделана на веранде студенческого домика: какая-то девушка с гитарой, остальные сидят вокруг… За годы ничего не изменилось в Линдхольме. Лена Корсакова была среди них: она оказалась в самом углу снимка, но Мара заметила, что на ее плечо положил руку тот самый парень, с которым она прежде танцевала.

— Видишь? — торжествующе воскликнула Брин. — Смотри дальше.

Юноша появлялся почти везде, где и Тамарина мама. Школьному фотографу даже удалось запечатлеть поцелуй влюбленной парочки.

— Я спросила у миссис Крианян, и она узнала его. Это Озгюр Коркмаз, — старательно выговорила Брин, заглянув в телефон. — Ученик из Турции. И… он — зимний!

— К чему ты клонишь?

— Я нашла его выпускной альбом. Ты только посмотри! — исландка ерзала от нетерпения. — Черные волосы, карие глаза, как у тебя… Он ведь может оказаться твоим отцом!

— Не знаю… Это все равно, что считать всех альбиносов родственниками… — Мара прикусила язык. — Прости. Постарайся пропускать мимо ушей половину того, что я говорю.

— Уже, — Брин выглядела задетой. — Сейчас только ленивый не говорит о твоей трансформации. Конечно, кое-какие факты твоей биографии выплыли наружу. Теперь столовая напоминает научный симпозиум, а Нанду дуется, ведь вместо того, чтобы слушать его песни, народ устроил тотализатор.

— Какой еще тотализатор?

— Зимний третьекурсник Ричард собирает ставки: тебя усыновили, дата рождения фальшивая или это первый в истории случай, когда зимний ген проявился на летнее солнцестояние. Слушай, а откуда у тебя эта книга? — вдруг отвлеклась Брин, заметив фолиант Эдлунда на тумбочке.

— Профессор принес, — скривилась Мара. — Жуть.

— Так это же старое издание! Раритет! Его сейчас не достать. Я читала только новую редакцию.

— Уже за это тебе стоит дать медаль.

— Ты что! Книга потрясающая! А Эдлунд — гений! В молодости он провел столько исследований, пока не занялся преподаванием… — Брин бережно взяла в руки монографию и провела пальцем по тисненым буквам на переплете. — А как тонко он описывает механизм усвоения и редупликации чужеродного ДНК организмом зимнего перевертыша… Можно я возьму почитать?

— Бери, если тебе совсем уж нечем заняться. Только расскажи потом вкратце, чем там все кончилось, чтобы я смогла ответить профессору, если он спросит. Я остановилась на фразе «Сегодня в мире насчитывается более сотни видов».

— Так это же первое предложение!

— А я и не говорила, что смогла прочитать больше! Подожди, так что с этим Коркмазом из Турции?

— Ну да, — Брин отложила книгу подальше от Мары, как будто эта прошитая стопка бумаги могла слышать, что о ней говорят. — Я не настаиваю, что ты его дочь. Но ведь это можно проверить! По крайней мере, из студентов Линдхольма он явно знал ее лучше всех! Кстати, об этом. Мисс Вукович ведь твой опекун?

— Да.

— А ее ты расспрашивала о маме?

— Кажется, они не были знакомы. По крайней мере, это Вукович задавала вопросы, а не я.

— И это настораживает. Смотри внимательно, — Брин перевернула несколько страниц. — Вот здесь. И здесь. Видишь эту смешную девочку в огромных очках? Это Мила Вукович.

— Не может быть! Она сейчас совсем другая, такая строгая, а эта с косичками, брекетами, да еще и в гетрах… — Мара присмотрелась. — Хотя… Сходство есть…

— Я уточнила у миссис Крианян. Ошибки быть не может. Так вот, дальше начинается самое любопытное, — Брин наклонилась к Маре. — Мама рассказывала мне, что первогодки всегда встречают гостей на Рождество. Такая традиция. Я решила посмотреть альбом за восемьдесят девятый, за год до поступления твоей мамы, и вот, посмотри.

Мара с недоумением взирала на нарядный праздничный снимок: главный холл Линдхольма, гирлянды, ученики в красных колпаках.

— Ну? — она переводила взгляд с одного студента на другого: Елены Корсаковой там не было. — Почему у тебя такой вид, будто ты нашла доказательство существования инопланетян?

Ледяные глаза Брин торжествующе поблескивали из-под белесых ресниц.

— В левом углу, — гордо сообщила она. — Видишь парочку под омелой? Это твой предполагаемый отец. А рядом с ним не кто иной, как юная мисс Вукович. За год до появления в Линдхольме твоей мамы они встречались.

— Но почему ее нет на других фотографиях? В те годы, когда мама уже здесь училась? Может, они не пересекались? — Мара пыталась переварить информацию и от нервов начала хрустеть пальцами.

— Прекрати, — брезгливо поморщилась Брин. — Они учились в одно и то же время, просто Вукович и Коркмаз старше твоей мамы. На первом курсе Вукович участвовала во всех праздниках, постоянно появлялась на фотографиях. Потом, вероятно, после расставания с Озгюром Коркмазом она стала одеваться иначе. И ее с трудом можно отыскать в альбомах. Вот портрет с выпускного девяносто третьего года. Платье с воротником, пучок, сердитое лицо. Знаешь, о чем это говорит?

— Что занудство у нее в крови?

— Что расставание далось ей тяжело. Следовательно… — Брин выжидательно посмотрела на собеседницу.

— Следовательно, она так и не вышла замуж. То есть, она слишком любила моего отца и… — Мару пронзила догадка. — И ненавидела мою маму! Звучит, как…

— Мотив, — договорила за нее Брин. — Звучит, как мотив для убийства.

Чем больше Мара думала над словами Бриндис, тем убедительнее ей казалась эта версия. А фраза, которую Вукович обронила, когда Тамара была без сознания? «От Лены всегда были одни проблемы!»

Допустим, мама увела чужого парня. Что ж, грустная история. Разве за это убивают? Нормальные люди — нет. Но ведь Вукович — зимняя, а Эдлунд ясно сказал, что у зимних сложный характер. Мара и сама не шушпанчик, и ругаться умеет, и драться, и всю жизнь вынашивает план мести. Может, Вукович тоже ждала удобного момента, чтобы рассорить парочку? Разделила, потом нашла ненавистную разлучницу и собиралась убить вместе с ребенком, но что-то пошло не так. Ребенок остался жив, и теперь она решила подобраться поближе, втереться в доверие и завершить, наконец, свое грязное дело. Она не учла одного: что Мара окажется такой умной. Ну, или, по крайней мере, сумеет подружиться с гениальной девочкой из Исландии.

И письмо… Вукович не хочет, чтобы Мара знала о письме матери. Значит, там может быть что-то важное. И чтобы это выяснить пришлось выпросить у Брин телефон на одну ночь. Та, конечно, покочевряжилась немного, но потом сдалась. Она была доброй, эта Брин, хоть и с бзиками насчет личных вещей. И слегка ябеда.