Эми Гринфилд - Певчая

Пенебригг кивнул.

— Именно он: Люциан Рейвендон, девятый граф Скаргрейв. Хорошим он был. Здравомыслящим и решительным, воином из древней семьи, неиспорченным. Многие просили его занять трон, но вместо этого он решил поддержать Генри, законного наследника. Чтобы уберечь мальчика, Скаргрейв переместил его в Тауэр в Лондоне, и древняя крепость стала убежищем правителя, как это было во времена Уильяма Завоевателя. И Генри сразу назначил Скаргрейва главой шпионов и лордом-защитником, но Скаргрейв отказался использовать новые титулы на пользу себе. Он хотел только защитить короля, а изменников, стоявших за Опустошением, осудить.

— Он был одержим, — заявил Нат.

— Разве это странно? — спросил Пенебригг. — Опустошение стоило Скаргрейву не только жизни короля, но и почти всех его друзей, его жены и сына, они тоже были там в тот день. И он хотел отомстить за всех них.

Нат вонзил нож в дерево, но не возражал.

— Чтобы найти изменников, Скаргрейв использовал все, что мог, — продолжил Пенебригг. — Но ничего не нашел, и поражение сказалось на том, что новый режим стал казаться слабым. Шептали, что грядет новая атака, что нападет Франция, и Англия обречена. И Скаргрейв от этого только сильнее хотел найти предателей. И он начал серьезнее воспринимать слухи о магии.

— Какие слухи? — спросила я. Это услышала тогда мама?

— Многие говорили, что взрывы были не по вине обычных людей, а что была вовлечена магия.

— Будто только магия может так разрушать, — недовольно сказал Нат.

— Было глупо так думать, — согласился Пенебригг. — И сначала Скаргрейв отказался от этой мысли. Но когда расследование никуда не привело, он приказал допрашивать чародеев, ведь они могли быть связаны с Опустошением. И за пару дней по стране разошлась волна охоты на ведьм. Гадалки, предсказатели, алхимики, даже бабки-повитухи и травницы боялись за свои жизни, ведь во многих городах ведьм и колдунов убивали без суда.

— Они гибли как мухи, — сказал Нат.

Я скривилась, а Пенебригг продолжал:

— А потом к лорду-защитнику пришла старушка и сказала, что он должен это остановить. «Магию могут применять, — сказала она, — но это не делает женщину предательницей». Чтобы доказать, она предложила спеть песню Скаргрейву, что позволит ему поймать настоящих предателей.

С треском уголек разломился надвое.

— Конечно, она была Певчей, — сказал Пенебригг. — Хрупкая старушка по имени Агнес Роузер, странная, но решившая сделать то, что считала правильным. В присутствии Скаргрейва она показала гримуар, что хранился в ее семье веками.

— Что за гримуар? — спросила я. Не нравилось показывать свое незнание, но Нат ответил почти сразу:

— Книга заклинаний.

— Да, — сказал Пенебригг. — Но книга, которую Певчая Агнес показала Скаргрейву не выглядела как гримуар. Как Книга часов, она пестрела яркими портретами королей и королев, картинами придворной жизни. Красивая книга, конечно, но Скаргрейв отругал старушку за трату его времени. Но тут старушка запела, и яркие страницы засияли и исчезли, а вместо них появилась тусклая книга в кожаной обложке, потрепанная временем, многие страницы были склеены. Это был гримуар Певчей, и старушка сказала, что только Певчая может петь чары оттуда, оживляя их. Но она хотела петь для лорда Скаргрейва. И то, что она спела, создало тенегримов.

Тенегримы. Слово повторилось в голове, и появился еще обрывок воспоминания.

Приглушенный голос матери доносился на чердак, где я должна была спать:

— Я должна спрятать ее, Норри. Спрятать там, где тенегримы не найдут…

Неразборчивое бормотание. Ответ Норри? А потом снова мама:

— Что они сделают с ребенком — невообразимо…

Я ничего больше не помнила. Но страх в голосе матери сдавил мое горло.

— В библиотеке лорд Скаргрейв говорил о тенегримах, — выдавила я последнее слово, хотя оно оставило неприятный привкус во рту. — Думаю, мама их упоминала. Но я не знаю, что это такое.

— Тебе повезло, — сказал Нат.

Оставалось Пенебриггу дать мне ответ:

— Сначала они были воронами, выведенными семьей Рейвендон в древние времена, и Скаргрейв взял их с собой в Тауэр: умные черные птицы размером с голову человека, с насмешливым взглядом и острыми клювами, — он замолчал и тихо добавил. — Но теперь они другие, а все из-за песни Певчей.

— Что она сделала? — спросила я.

Нат вонзил нож в дерево.

— Она совершила глупую ошибку.

— И это печально, — сказал Пенебригг. Она хотела, как говорила, создать искателей правды, которые помогли бы лорду Скаргрейву найти предателей. Но вместо этого ее песня превратила птиц в инструменты пытки. Днем они спят, и это зачарованный сон, никто не может их разбудить, но ночью это охотники, каких свет не видывал.

— Это как быть в кошмаре, — сказал Нат, его нож замер, — в котором тебя ловят так быстро, что ты не успеваешь даже позвать на помощь. Сначала тебя охватывает ужас, а потом приходит жар, что душит тебя, давит со всех сторон.

Я зажала рукой рот. Ужасы в телеге, обжигающий страх… были ли это тенегримы?

Я спросила у Ната и Пенебригга. Нат кивнул:

— Мы были почти дома, когда нас заметили два тенегрима. Один тенегрим пролетел над нами, а другой отправился за дозорными. Мы были снаружи во время комендантского часа.

— Ты не боялся? — спросила я.

— Было сложно говорить, — сказал Нат. — Или двигаться. Но вороны ушли, пока нас проверяли дозорные. Я знал, что они приблизятся, если их позовет дозорный, или если я попытаюсь убежать. У нас был пропуск — почти настоящий — и я думал, что все будет в порядке. Так и вышло.

Я старалась не пялиться на его уверенное лицо. Как он мог говорить так сухо о встрече с тем, что испугало меня?

Пенебригг догадался о моих мыслях.

— Нат жизнерадостнее многих, — объяснил он. — Я бы не стал отпускать его ночью в другом случае. Но не стоит ему подражать. Многих из нас страх ослабляет. А сильнее всего он парализует, как говорят, Певчих.

Он хотел успокоить меня, но мне стало только хуже.

— Я бы не был радостным, если бы тенегримы приблизились сильнее, — сказал Нат. — Никто не выстоит против этого. И я боялся бы больше, если бы знал, что ты там. Но я не знал.

— Хорошо, что дозорные приняли твой пропуск, — сказал Пенебригг, — и что ничего плохого не произошло.

— Что могло произойти? — спросила я.

— Ты хочешь знать? — Нат взглянул на меня краем глаза.

Я задрожала.

— Да.

Пенебригг покачал головой.

— Нат, не думаю, что это лучшее время…

— Она имеет право знать, — сказал Нат. — Она Певчая, и она уже ощутила этот страх. Кто-то должен рассказать ей остальное.

Пенебригг склонил голову.