Эми Гринфилд - Певчая

— Думаю, ты прав.

Нат сказал мне:

— Тенегримы в этот раз держались подальше. Но если кто-то решит убежать от дозорных, или если дозорные решат арестовать, тенегримы приблизятся. И когда они сделают это, тебе будет все жарче, ты услышишь, как пылает огонь их крыльев. А потом тебя схватят, и если Скаргрейв захочет узнать, что у тебя в голове, он прикажет им напасть.

— И они нападут, — сказал Пенебригг. — Но не клювами и когтями. Они прижмутся перьями к твоей коже, будут питаться твоими мыслями, как когда-то падалью и плотью. Их прикосновение похоже на огонь, оно обжигает. Ужас проникает в душу. И пока ты горишь, тенегримы срывают твои мысли, которые потом передают Скаргрейву.

— Они могут говорить? — спросила я.

— Со своим хозяином, — сказал Пенебригг. — Но не карканьем, а особым способом, от разума к разуму. Они крадут воспоминания, мысли, все, что делает тебя человеком, все, что тебе дорого, пока их темное пламя не поглотит тебя.

Дым камина словно стал плотнее вокруг меня.

— И наступит смерть?

— У везучих, — сказал Пенебригг. — Они превратятся в горстку пепла. Но тела некоторых выживают. И тогда они уже принадлежат главе шпионов. Их разум пропадает, они могут лишь слушаться его. Скаргрейв пользуется ими как стражниками в Тауэре, как дозорными в городе, ведь их не парализуют тенегримы, как остальных, и они слушаются всех его слов.

— По их глазам все видно, если приблизиться, — добавил Нат. — Они тусклые, и это говорит, что они Вороновые.

Я вспомнила, как они разглядывали мои глаза, как Пенебригг сказал, что они нормальные.

— Почему Певчая не развеяла чары или не остановила как-нибудь? — спросила я.

— Она пыталась, кстати, все убрать, — сказал Пенебригг. — Но когда она запела, она сбилась, растерялась, и песня не сработала. Она не успела запеть снова, Скаргрейв приказал воронам окружить ее лицо. Она стала их первой жертвой.

Волосы встали дыбом. Нат не выглядел потрясенным.

— Убита своей же магией, — сказал он. — Это справедливость.

Пенебригг нахмурился.

— Прояви сожаление, Нат. Никто не заслуживает такой смерти.

— Может, нет. Но она не должна была вмешиваться, — Нат отрезал еще кусочек дерева. — Она ужасно навредила.

— Одно ясно точно, — сказал мне Пенебригг. — После ее смерти началось Царство ужаса. Хотя многие это ожидали. Чародеям не доверяли, Скаргрейва похвалили за быструю расправу над Певчей. В те дни он использовал новые силы сдержанно. Он держал своих воронов в глубинах Тауэра, и даже ныне они там гнездятся, и он призывал их только на тех, кого подозревали в измене.

— Так можно подумать, что Скаргрейв был героем, — с отвращением сказал Нат.

— Неудивительно, ведь тенегримы помогли ему найти тех, кто организовал Опустошение, — а мне Пенебригг объяснил. — Как только люди попадают в хватку страха воронов, многие готовы на все, только бы покинуть их общество. А у тех, кто сопротивляется, забирают секреты, когда они становятся жертвами воронов. Так что имена были получены, детали раскрыты, и нашли виновников: часовщика и его родных, как оказалось. И с магией они не были связаны.

— Зачем они это сделали? — спросила я.

— Потому что считали короля Чарльза тираном, хотели избавиться от него, — сказал Пенебригг.

— А он был таким? — было странно задавать такие вопросы о своей стране, но я ничего не знала.

— Да, — сказал Нат. — Не как Скаргрейв, без магии. Но все равно плохой. Он обанкротил страну, уничтожал всех, что выступал против. Он даже расправился с парламентом, чтобы у людей не было голоса.

Шум комнаты звенел в моих ушах. Меня окружали часы…

— И его убил часовщик? — нервно спросила я.

— Да, — сказал Пенебригг. — Член нашей гильдии, как оказалось.

— Вашей гильдии? Вы его знали?

— Не лично, — сказал Нат.

Не на такой ответ я рассчитывала, но слова Пенебригга были убедительнее:

— Мы знали его репутацию, и все. Если бы кто-то в гильдии узнал, какую жестокость он задумал, его бы тут же постарались остановить. Но он и его родня держали это в себе. Их бы не нашли без тенегримов. Так что люди были благодарны.

Нат стряхнул опилки.

— Но этим все не закончилось. Это же магия.

Пенебригг вздохнул.

— Да, печально, но первая охота раззадорила Скаргрейва на аресты и поиски. Никто не мог понять, прежний Скаргрейв так не поступил бы, но потеря семьи, казалось, свела его с ума. Он начал отправлять патрули тенегримов по ночам, чтобы выискивать злодеев, угрозу короне. Если можно было посмотреть на Лондон с высоты, ты бы увидела, как они летают над крышами, переулками, прячутся под карнизами. Хотя, конечно, опаснее те, кого не видишь.

Я с тревогой посмотрела на ближайшее окно.

— А если тенегримы снаружи? Они нас слышат?

— Через двойные дубовые ставни и тяжелые шерстяные шторы? — Нат успокоил меня. — Вряд ли. Только если будем кричать. И если бы тенегрим был близко, ты бы поняла. Ты Певчая. У тебя уже волосы бы дыбом стояли.

Если он хотел так успокоить, то у него не вышло. Кожу покалывало. И следующие слова Пенебригга никак меня не утешили:

— Если бы нам стоило беспокоиться только о тенегримах, это было бы терпимо. Но Скаргрейв еще и ввел широкую сеть шпионов…

— Ой! — вскрикнула я. Пенебригг напрягся.

— Что такое?

Страх охватил меня.

— Кожа… пылает.

— Это шутка? — раздраженно спросил Нат.

— Шутка? Вряд ли, — Пенебригг уже был на ногах. — Посмотри на нее, Нат. Что-то не так.

Жар и паника быстро охватывали меня. Я едва могла выдавливать слова:

— Так было… в телеге.

— Значит, тенегримы, — едва слышно сказал Пенебригг.

— Они где-то здесь? — встревожился и Нат.

— Нет. Иначе я бы ощутил. Даже ты ощутил бы. И в нашу дверь уже стучали бы дозорные, — сказал Пенебригг. — Нет, думаю, тенегрим просто летит неподалеку.

Нат посмотрел на нее.

— И этого хватает, чтобы ей было так плохо?

— Как видишь.

Почему они не горят? Огонь был повсюду. Голова кружилась.

— Спустим ее вниз, посмотрим, поможет ли это, — сказал Пенебригг. — Сможешь, милая? Нет, вижу, что нет. Нат, отнесешь ее?

Нат помогал мне подняться из кресла, жжение прекратилось. Я держалась за его плечи, ощущая лишь страх и жар, а через миг я в смятении посмотрела ему в глаза и отпрянула.

Я встала на ноги, ему пришлось схватиться за стул за ним для равновесия.

— Мне уже лучше, — сказала я.

— Я так и понял, — он потер локоть и отошел.

Пенебригг взял меня за руку, словно хотел поддержать.

— Милая, ты точно в порядке?

— Думаю, да, — ужас прошел, словно его и не было. А потом меня окатило волной усталости, и я села.

— Я проверил, все окна закрыты плотно, — отчитался Нат Пенебриггу. — И открыт только дымоход щелью, как обычно.