Борис Сапожников - Пангея

Мы разошлись по своим частям, провели беседу с офицерами. Ничего нового мы им не сообщили, потому что данные космической разведки, как оказалось, разглашению не подлежали. Подкрепить свои приказы хоть какими-то объяснениями мы не могли.

И потянулись нудные будни окопной войны. Каждый день был похож на следующий. Мы с Еленой проходили все позиции полка, когда чавкая сапогами по густой грязи, когда же топча сухую землю. Я беседовал с командирами рот, расспрашивал обо всем, что приходило в голову на тот момент, что-то забывал и переспрашивал в следующий раз.

Ничего нового не было изо дня в день. Лишь иногда наш быт разбавлял грохот артобстрела. То нашего, когда над головами свистят тяжелые снаряды, отправляясь нести смерть альбионцам, которых мы даже не видели. То вражеского, и тогда снаряды сыпались уже в наши траншеи, врезались в форты и бункеры. В такие часы казалось, земля уходит из-под ног, начиная содрогаться в жутких корчах пляски святого Витта. Но это не мешало мне совершать ежедневные обходы позиций, только Елену, не смотря на возражения, оставлял в блиндаже. Траншеи были вырыты основательные, и опасаться случайных осколков не стоило, а уж вероятность прямого попадания снаряда в траншею, защищенную щитом, была крайне мала. По тем же причинам, я практически не носил доспехов, ограничившись кирасой с наплечниками, поверх которых надевал тяжелый кожаный плащ, какие носили летчики и бронеавтомобилисты. Не совсем по уставу, но на фронте в некоторых моментах ему следовали не слишком жестко. Шлемом также пренебрегал, нося фуражку.

И так день за днем, день за днем.

Пока в одно утро, ко мне в блиндаж не ворвался рядовой в грязной форме 37-го Гессенского егерского. Третий день шли дожди, превратившие наши траншеи в почти непролазное болото, и егеря, наблюдавшие за действиями противника, были больше похожи на комки грязи, в которых с трудом угадывались люди.

- Ваше высокоблагородие, - выпалили с порога егерь, - альбионские солдаты собираются наверху траншей. На отдельных участках наведены бетонные настилы, значит, и технику подтягивать будут.

- Свободны, - невнятно из-за намыленного лица бросил я ему, начиная как можно быстрее прохаживаться станком по лицу, нечисто выбритым я теперь перед подчиненными появиться не могу. А пока тот не вышел, практически на публику обратился к Елене: - А вы, молодой человек, останетесь пока здесь, и чтобы ни единой щетинки я на вашем лице не заметил. Вы меня поняли?

- Так точно, - ответила Елена, которой еще меньше, чем мне нравился этот бессмысленный для нее утренний ритуал. Она начинала злиться каждый раз, когда я ставил на переносную печурку, стоящую в углу блиндажа, таз с водой для бритья.

В несколько проходов сняв и без того не слишком длинную щетину, я наскоро прошелся по лицу полотенцем и, надев фуражку, сделал шаг из блиндажа. Но все же, не сумел удержаться и обернулся к Елене, все еще послушно елозящей станком по лицу.

- Подбородок тщательнее, - бросил я, заработав в ответ злобный взгляд, и выскочил из блиндажа.

Я прошел в ближайшей лесенке, которой уже стоял капитан фон Ланцберг, чья рота стояла ближе всего к моему блиндажу.

- Смотрели уже, что там альбионцы творят? - поинтересовался я у него.

- Так точно, - кивнул тот. - Смотрел. Не иначе, как собираются ударить по нам.

- Это мы скоро узнаем, - сказал я, подхватывая левой рукой бинокль, который всегда висел у меня на шее, а правой берясь за перекладину лесенки.

Поднявшись на стрелковую ступеньку - банкет, я высунулся над краем бруствера, пожалев о том, что не снял фуражку - вражеские снайперы не дремлют. Бинокль у меня был отличный. Через его окуляры я видел позиции врага. Над бруствером, насыпанным альбионцами, виднелись шлемы пехотинцев и штыки их лучевых винтовок. Они залегли на банкете, и было их намного больше, чем надо для отражения возможной атаки. Неужели, действительно, готовятся к нападению. Или очередная провокация. И артобстрел был целых пять дней назад, и не столь уж сильный. А теперь все эти приготовления какие-то слишком уж картинные.

И тут один из альбионских солдат высунулся немного сильнее, и я разглядел противогазовую маску на его лице. Обычно солдаты и офицеры альбионской армии на лицах носили каски металлическими забралами, однако на лице неосторожного солдатика красовалась резиновая маска со стеклянными линзами и двумя небольшими баллонами по бокам.

Я спрыгнул с банкета и скомандовал:

- Маски приготовить!

- Газ? - без особой нужды спросил у меня фон Ланцберг.

- Скорее всего, - кивнул я, вынимая из сумки на поясе противогазовую маску, мало отличающуюся от альбионской.

- Передать по цепочке, - распорядился капитан четвертой роты, - приготовить маски.

Я вернулся к блиндажу, только засунув в него голову.

- Молодой человек, - бросил я ей, - приготовьте маску. Газ вполне может проникнуть и сюда.

- Есть, - коротко ответила она, мгновенно позабыв про злость на меня.

Не успел я вернуться к лесенке на банкет, как сверху донесся выкрик ближайшего егеря, залегшего на бруствере.

- Обстрел! - пронеслось над траншеями.

- Маски надеть! - тут же скомандовал я.

На фронте учишься быстро определять снаряды по свисту. Самые большие умельцы умудрялись безошибочно различать калибры орудий. Я не умел, да и особенно не стремился к такому. Я не мог понять, что же за снаряды летят к нам, издавая ни на что непохожий басовитый гул. Как оказалось через несколько секунд, этот звук принадлежал баллонам с газом.

Они обрушились на наши траншеи, окутывая их плотными облаками газа. Во рту появился металлический привкус.

- Стрелки, к брустверу, - начал раздавать приказы я, щелкая переключателем внутренней связи. - Корректировщики огня, на банкеты. Взводы тяжелого вооружения, огонь по готовности.

Драгуны с карабинами начали карабкаться на стрелковые ступени, залегая вместе с егерями. Взводы тяжелого вооружения готовили орудия к стрельбе. Расчехляли малые мортиры, легкие орудия, станковые пулеметы, установленные на банкетах. С минуты на минуту все они взорвутся огнем, швыряя в альбионцев тучи смертоносного свинца. На фоне этого вся суета казалась особенно зловещей.

Гул нарастал постепенно. Сначала он был на самом краю слышимости, но становился все громче и громче. Его я тоже не мог идентифицировать, оставалось только гадать, кого против нас отправили альбионцы.

- Гармы! - выпалил сверху самый глазастый егерь, первым увидевший противника.

Трициклы "Гарм" с широкими шипастыми колесами, украшенные волчьими шкурами, были отличительной особенностью берсерков с Нордгарда. Жестоких детей ледяного мира, где приходится драться за тепло и еду. Я только слышал об этих длинноволосых воителях, вооруженных пулевыми пистолетами-пулеметами, длинными мечами и секирами. Колеса их трициклов, благодаря шипам, проделывали проходы в проволочных заграждениях, позволяя берсеркам обрушиться на траншеи врага.